— Ура!
— Тертая.
Это тоже от Окуневской, кажется, под винегрет.
Все герои «Моего ГУЛАГа» пережили свой кошмар. У меня часто так: записываю рассказ героя и не могу соединить того, прошедшего ад, и этого, живого передо мной сейчас. От каждого из героев «Моего ГУЛАГа» идет свет. Это мое личное наблюдение. Образ птицы феникс срисован с человека. Это мой личный вывод.
С дедушкой о ГУЛАГе я так и не поговорил: когда он умер, мне было всего десять, но с Окуневской — по полной программе и в подробностях! Так что, попав в проект «Мой ГУЛАГ», я оказался хорошо подготовлен.
Скажу честно, после интервью я не рыдаю и меня не мучают бессонницы. Но всякий раз расстаюсь с героем с одной мыслью: это должны знать все!
Судьба одного человека не похожа на судьбу другого. Одна биография, вторая, третья… Период сталинских репрессий пришелся на детство и юность наших героев, когда все происходящее с человеком запоминается детально. Собрать воспоминания этих людей — единственный способ сложить максимально объективную картину того времени. В советских и современных книгах и фильмах прошлое, как правило, отредактировано историческим моментом, вкусом и позицией авторов, наполнено устоявшимися легендами. «Мой ГУЛАГ» — редкий пример «невмешательства» в историю. Многие годы я работаю на телевидении и абсолютно искренне считаю, что это один из самых интересных проектов, которым я когда-либо занимался. Лично мне он дал очень много для понимания психологии людей, живших в то время. Когда у меня спрашивают, какой из героев запомнился больше других, я отвечаю: все!
И еще о дедушке.
До ареста он играл в футбол в составе команды города, не курил, не пил.
Но я помню уже другое. Все, что он не пропил, разворовали собутыльники. Он умер 23 февраля в абсолютно пустой квартире. И лишь на стене каким-то чудом оставались висеть старинные часы Gustav Becker.
Пишу сейчас этот текст, а дедушкины часы — на стене передо мной. Я к ним так привык, что уже не слышу боя. Вижу только, как качается тяжелый маятник.
Ирина Бузина,
режиссер проекта «Мой ГУЛАГ»
Во время учебы на журфаке МГУ я работала в программе «Жди меня», выходившей тогда на Первом канале. Помню, как однажды в программу пришло письмо от пожилой женщины, она к тому времени много лет уже проживала в Германии. В 1937 году в Ленинграде сначала арестовали ее отца, через какое-то время забрали маму, а девочку отправили в детский дом. Там ей поменяли имя, отчество и фамилию. От родителей остались только янтарные бусы, которые были на шее малышки во время ареста. И все. Фотографии изъяли при обысках, а своей настоящей фамилии она не знала. Она была совсем крошечной, когда происходили эти страшные события. Были, конечно, в программе истории, когда родственников находили по коробку спичек или по старой открытке, но тут никого не удалось найти. Я часто вспоминаю эту женщину и пытаюсь себе представить: как можно жить, не зная, кто ты, кто твои родители и откуда твой род? Потом похожие истории в письмах мне стали попадаться все чаще, и уже тогда меня напугали масштабы репрессий, касавшихся чуть ли не любой семьи, любых сословий, любого уголка страны. Людей, которым стерли память, оказалось очень много. К сожалению, эту травму невозможно изжить. Она почти в каждом из нас. В моем роду тоже были ссыльные, которые так и сгинули в Вятке. Толком про них сейчас никто ничего не знает. Есть имена, но нет воспоминаний. Поэтому я считаю важным успеть записать воспоминания «коллективного героя». Истории респондентов проекта «Мой ГУЛАГ» — про нас всех.
Однажды оператор, с которым мы работали на съемках, рассказала про свою однокурсницу по режиссерским курсам, придумавшую проект «Мой ГУЛАГ». Я подумала, что это очень крутой проект, делая который можно не мучить себя вопросом «зачем я это снимаю?». К тому времени любовь к телевидению прошла, я поступила учиться в Школу документального кино и театра Марины Разбежкиной и Михаила Угарова, пришла в проект. Очень рада, что за время работы мы дважды съездили в командировку в Нижний Новгород, в мои родные края. Общаясь с местными героями, я находила многие ответы на вопросы.
Для меня важно найти «своего» героя. Мы должны на время стать «бабушкой и внучкой», а не режиссером и респондентом. Нам должно быть комфортно и интересно вместе. Мне нравится, когда герой может в дырявой кофте встретить нас на даче и угостить огурцами, а потом показать теплицу с помидорами. Или когда герой показывает гераневый сад у себя на балконе, а потом приходит соседка в гости и приносит пироги для всех. Или когда героиня предлагает вязаные теплые носки, чтобы ноги у меня не замерзли. Очень простые, человечные вещи часто определяют исход съемок — удались они или провалились.
Мне нравится, когда во время съемок герой не замечает камеры и незаметно переходит на «ты». Для меня это маленькая победа. Значит, дистанция сократилась и он может мне рассказать и доверить больше. Чем ближе мне удается сблизиться с героем, тем удачнее пройдут съемки, тем эмоциональнее будет материал. Он «пустит» меня, а значит, и зрителя к своему сердцу, в самые больные и сложные его участки.
На моей родине в Нижегородской области о репрессиях относительно свободно заговорили совсем недавно. Массовые реабилитации начались там лишь в конце девяностых. Однажды мы снимали там женщину, которая до сих пор боится открыто рассказывать о своей судьбе. Когда мы уходили, она тихо спросила: «А мне за мой рассказ ничего не будет?!» Другая героиня после съемок шепотом на лестничной клетке посоветовала нам поскорее уезжать из страны.
Мне кажется, что все мои герои по крохотной частичке живут во мне, воспитывают меня, ведут со мной диалог, когда я ослабеваю и впадаю в уныние. Масштаб наших жизненных трагедий зачастую ничтожен по сравнению с тем, что пережили наши герои. Но именно мелкие трагедии часто приводят к безысходности. Будто психика не запускает тот мощный механизм, который включается при сильных потрясениях. Думаю, у героев проекта «Мой ГУЛАГ» стоит учиться любви к себе и доверию своей внутренней силе.
Мария Гуськова,
режиссер проекта «Мой ГУЛАГ»
В «Мой ГУЛАГ» меня пригласила руководитель проекта Людмила Садовникова. Мы вместе учились на режиссерском факультете Высших курсов сценаристов и режиссеров.
До поступления на ВКСР я окончила филологический факультет МГУ, работала преподавателем шведского языка и переводчиком.
Я очень хорошо помню свою первую съемку. Мы снимали интервью с Эстер Абрамовной Дасковской. Ее отца приговорили по 58-й статье к 10 годам ИТЛ, после чего Эстер Абрамовна ребенком оказалась в ссылке вместе с матерью.
