Через десять минут, когда дыхание девушки выровнялось, я осторожно перекладываю ее на подушку. Убедившись, что крови под носом нет, что она спит спокойно, укрываю простынею, поправляю непослушный локон волос, что упал на лицо и, нежно поцеловав Агату в губы, выхожу из спальни.
Нужно сделать решительный шаг, и я к нему готов.
Глава 54. Мышь
Отымел и ушел. Ничего не сказал.
Лежу в темноте и смотрю в стену. Хочется закричать. Так сильно, чтобы связки порвать. Губы дрожат от истерики, что рвется наружу, между ног влажно от семени и горячо от приятных импульсов. Все еще чувствую, как сладко сокращаются внутри мышцы.
Лежу одна и какое-то время давлю зубы, чтобы не завыть на весь дом, кусаю губы, чтобы не разреветься, накрываюсь простыней и мысленно себя ругаю, что в который раз ведусь на игру Руслана. То он злой, то добрый, то яростный, то нежный. Я не знаю, какой он настоящий. Какой он со мной? Со мной настоящей!
Ничего уже не хочется, только освободиться от ярма, которое подписала. Неустойку выплатить я не смогу, разве что меня на панель отдадут отрабатывать, придется терпеть, придется идти до конца. Рус должен сделать предложение, только тогда я смогу быть свободна.
И болезненно сжимается сердце, когда открывается дверь, и тихие шаги пробираются в комнату. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание. Слышу, как кто-то замирает рядом, воздух колышется, пахнет пряностями и немного жареным мясом и спиртом.
– Я, – тихо шепчет Руслан. Его голос подрагивает, ломается. Теплые пальцы зарываются в мои волосы, перебирают ласково, нежно водят подушечками по лицу. Я дышу ровно, притворяясь, что сплю. – Агата… – вдыхает-выдыхает, обжигая мне кожу потоком горячего воздуха, – наверное люблю тебя. Я… наверное хотел бы на тебе жениться, – молчит, а меня начинает колотить. Руслан шумно выдыхает, заставляя меня замереть, как мотылек на кончике иглы. – Но знаю, что не достоин тебя. Я понимаю это. Дурак, так долго доходило, что сейчас это очевидное кажется мне сказкой. Ты моя, понимаешь? Моя женщина. Хорошо, что ты спишь, потому что я не знаю, как дальше быть. Как это озвучить, как тебе сказать. Собой быть не получается, не хочу знать ту тварь, что тебя мучила, но и другим быть не умею...
Он снова гладит меня, касается губ кончиками пальцев, щекочет по контуру, отчего я не сдерживаю стон. Переворачиваюсь немного и подкладываю ладошки под щеки, не открываю глаз. Я хочу услышать все, что он скажет, хотя заранее понимаю, что это летит раскаленное копье в мое сердце.
– Спи, моя мышка. Спи… – еще тише, еле слышно шепчет, его язык заплетается, будто он пьян. Легкий запах хмеля щекочет нос. Значит, все-таки выпил для храбрости. – У нас есть время, – снова лепечет Рус. Теплые пальцы соскальзывают с губ, бегут по скуле на шею, по плечу. Ладонь согревает руку и перехватывает мою кисть. Рука поднимается, и кожу обжигают горячие губы. – Есть несколько месяцев узнать друг друга лучше, и я готов их пройти. Я честно готов меняться ради тебя. Твою ж… – упирается мокрым лбом в мою руку, дышит тяжело, сипло, снова целует. – Я тебя обожаю... не передать словами. Дурею от тебя. Сам не знаю, почему. И тебе страшно признаться, потому что прогонишь же. Прогонишь?
И молчит, будто ждет ответа. Мое дыхание начинает ломаться, в носу свербит, тело затекло, глаза жжет от желания открыть их, увидеть любимое лицо. Если сейчас кровь носом пойдет снова, я не знаю, что делать. Я не хочу отвечать на его монолог! Не смогу. Мне нужно переварить, нужно подумать, как с этим жить. Как он будет с этим жить… ведь у нас нет выхода.
– Спи, Агата… – тихий голос вдруг уходит вверх, моя рука опускается на кровать, горячие пальцы освобождают ее, и шуршащие шаги убегают от меня к двери.
Я не выдерживаю и открываю глаза. Руслан, пошатываясь, выходит из комнаты и, не обернувшись, исчезает в коридоре.
Я лежу, будто камень, который откололся от края горы и вот-вот упадет в ущелье в бурлящую реку. Боюсь пошевелиться.
Щеки обливает горячими слезами, сердце сдавливает клещами, а в горле что-то огромное и колючее. Еще вдох, и задохнусь. Накрываюсь с головой подушкой и позволяю себе разрыдаться.
Как мне выбраться из этой трясины? Как уйти и не обжечься? Я ведь знала, что так будет. Знала! Но сначала верила, что Руслан не разочарует, что докажет отцу, еще тогда, утром, что он не такой. А позже думала, что не полюбит, не сможет, ведь он же прожженный бабник и ублюдок, но… ОН. СМОГ! Почему? За что?
А теперь остался последний шаг, и все будет кончено.
И следующее утро, а за ним и две недели Руслан доказывает свои слова. Он учится быть мужчиной, как младенец ходить. Каждое утро приносит цветы. Не мне – просто ставит их в вазу на кухонном столе, но я вижу, как сверкает его взгляд, когда наклоняюсь вдохнуть приятный аромат. Он молодец. Старается. Подает руку, ходит со мной гулять, развлекает игрой на рояле. Он играет потрясающе, но я сдерживаю свои эмоции, хотя последнее время это получается крайне плохо. Рус много готовит, рецепты ищет в интернете, меня зовет помогать, и я не против. Хотя каждую минуту рядом с ним, жду удар в грудь, жду те самые слова, из-за которых мы все еще здесь, в плену Коршуна-старшего. Сумасшедший богач держит руку на пульсе, контролирует каждый мой шаг, ждет отчета, а мне все тяжелее засыпать и просыпаться.
И однажды утром Руслан приносит мне чай и гренки. От запаха жареного хлеба мне становится плохо. Еле-еле заставляю себя откусить кусочек, запиваю горячим глотком несладкого напитка, а потом, извинившись, ухожу в ванную. Рус так и остается сидеть в комнате, поникший и хмурый.
– Ты точно в порядке? – спрашивает он через стену.
Открываю кран, всматриваюсь в бледное отражение, но не могу выдержать свой обвиняющий взгляд, отхожу к стене.
– Что-то вчера съела не то, живот всю ночь болел. Не беспокойся, сейчас легче станет.
– Мы вчера вместе ели, – слышу встревоженный голос через дверь. – У меня все в порядке.
Спину холодит кафель, и я молюсь, чтобы Рус успокоился. Или хотя бы ушел. Сейчас ни к чему его допросы, и так плохо.
– Егор меня шоколадкой угощал, – привираю.
– Блять, это Егор… – он ругается тихо, но я слышу через дверь и даже улыбаюсь этой реакции.
Какое-то время в комнате царит тишина. Я чищу зубы, освежаюсь под душем, набрасываю халат и понимаю, что утренняя тошнота отступила. Только грудь болит зверски, повернусь, ткань коснется сосков, и хоть вой. Стараюсь не двигаться, чтобы лишний раз не терзать раздраженную кожу, но грудь сильно выросла, нужно белье менять, а я не могу вырваться из плена этого дома, пока Рус…
– Агата, – что-то стукает о дверь, будто он лбом приложился. – Ты в порядке?
– Да, – останавливаюсь, хочу потянуться к ручке, но с другой стороны вдруг слышится хриплый голос:
– Не выходи, выслушай. Минутку. Хорошо?
Пульс ускоряется, ударяет по ребрам оглушающим ударом. Чтобы не упасть, прижимаюсь лопатками к холодной стене, обнимаю себя руками.
