– Ты слушаешь? – переспрашивает.
– Да…
– Это странно, я знаю. Звучит нелепо. Ты подумай, не отвечай сразу, но… – дверь вдруг щелкает, а я резко отлепляюсь от стены и, повернувшись, сталкиваюсь с глубоко-синим взглядом. Зрачки расширены, затягивают во тьму. – Агата, я разобрался в себе. Ты нравишься мне. Нет, – мотает головой, рвет волосы. То в глаза смотрит, то куда-то уводит взгляд, чтобы снова посмотреть на меня и обжечь взглядом. – Ты мне не нравишься, а я люблю тебя. Вот так просто… Ты меня изменила, вернула к жизни.
Губы дрожат, потом что хочу закричать, чтобы не произносил следующие слова. Чтобы прекратил это, остановился и продлил мою агонию. Пусть в бесконечность возведет этот плен, пусть я не выполню задание в срок, заплачу штраф за промашку, но не так же, не так больно…
– Выходи за меня?
И сердце обрывается. Запинается. Умолкает.
Зачем я ему? Ведь нарочно о себе ничего не рассказывала, старалась остаться для него пустотой. Ни-кем. А он что-то углядел.
Опускаю глаза в пол. Руки дрожат, кровь бурлит и волнует вены. В висках и переносице снова горячеет, вот-вот лопнет сосуд, и я не успею сказать одно слово…
Но успеваю:
– Нет.
– Посмотри мне в глаза, – шепчет он. – Ты ведь не подумала даже, – тянется, чтобы обнять, его руки дрожат, но я отступаю, и он стискивает добела кулаки, склоняет голову.
– Нет, – повторяю твердо. – Я не люблю тебя и никогда не любила. Ты себе напридумывал.
– Но… Агата, я же люблю, правда люблю тебя. Не веришь?
– Верю, – наклоняю голову, усмехаюсь, намеренно причиняя ему боль. Она полыхает в его глазах, разъедает мое сердце кислотой. – Это что-то меняет?
– Нет шансов, да?
– К сожалению, – пожимаю плечом. Делаю это спокойно, театрально, но внутри все вздувается от напряжения, от преждевременной тоски, ведь я понимаю, что будет дальше. Знаю, что вижу Руслана последние минуты. Впитываю его образ, считаю ресницы, что блестят капельками слез. Запоминаю каждую его морщинку, шрамик, родинку.
Так жестоко причинять боль тому, кого любишь. Так неправильно, словно мир перевернулся и встал дыбом. Но его отец все равно сделает это – разобьет наши судьбы. Деньги ведь делают все, с детьми разлучают на много лет. Что уж говорить обо мне? Кто я? Никто… И если Коршун-старший узнает, что я нарушила договор и забеременела, а потом еще и оставила ребенка – он меня в порошок сотрет, малыша заберет, как свою собственность, и я вообще жить не смогу.
Пусть лучше так.
Каждый пройдет свой путь исправления и расплаты. Руслан свой, а я свой. Он научился любить, научится и ненавидеть. Я научилась говорить «нет» и поняла, что теперь не скоро скажу «да».
Мне освободиться от тебя, мой хищник, будет намного сложнее, слишком глубокие раны от твоих когтей на моем сердце.
– Агата, ты ведь врешь сейчас… – говорит он с надеждой, пугливо улыбается, – я вижу по глазам. Ты ведь врешь, – шепчет. Его ломает, мнет изнутри, разбирает на щепки. Этого и добивался его отец.
Зачем так мучить своего ребенка? Зачем я, дура, согласилась?!
Мне приходится сорваться, потому что потерянный вид Руслана обжигает лавой и вздергивает меня в петле несправедливой жизни. Губы еле шевелятся, чтобы сказать последнее, добивающее:
– После всего, что ты мне сделал, я тебя любить должна? Не много ли ты хочешь, Коршун?
– Не должна, – кривит губы, трет щетину. Не брился сегодня, готовился к этому разговору. Под глазами мешки, не спал, волновался.
Последние две недели он целовал меня очень нежно, ухаживал, был внимательным и общительным, на секс не намекал, будто запечатал его для себя, запретил даже думать. Да, он себя наказывал так, знаю, а сейчас я его закапываю заживо, чтобы освободить нас обоих. Он вернется к прежней богатой жизни, а я… Уже не так важно, что будет со мной – вернусь к Славке, будем адаптироваться и ждать пополнения.
Ухожу в комнату, оставляя Руслана одного. Иду к шкафу, где сложен чемодан, подготовлены документы. Подхватываю телефон, нажимаю на нужную кнопку и быстро переодеваюсь в легкий сарафан.
В ванной что-то падает, но меня это больше не касается. Я сдерживаюсь, чтобы не плакать, пытаюсь не слушать звуки, отключаюсь.
Егор забирает меня быстро, уводит по дорожке, и машина почти сразу срывается с места.
Я в последний миг оборачиваюсь, чтобы посмотреть на дом, и вижу на пороге взъерошенного Руслана. Ненавидящий меня взгляд пронзает воздух, ложится ярмом на шею и передавливает позвонки.
Я закрываю глаза и успокаиваю себя.
Все прошло довольно гладко. Мне не пришлось быть текучей телочкой, как хотел его папа. Руслан оказался хорошим мужчиной с раненым сердцем, брошенным и обманутым, обиженным на жизнь, а теперь…
Я осознаю, что наделали мы с его отцом. Доказали Русу, что все вокруг предатели, что все, кого он любит, всё равно его бросают.
Я падаю набок, на сидение, накрываю голову руками и реву в голос, потому что это жестоко. Жестоко так мучить людей из-за чьих-то прихотей.
Глава 55. Коршун
Время остановилось.
Я как-то живу дальше, бухаю по-черному и ничего не жду от Завтра. У меня нет Сегодня, нет Вчера. Ничего не хочется, только утопить свою боль в стакане виски, разбить кулаки в кровь, выйти во двор и рубить дрова, пока мышцы не начнут лопаться.
Никому я не нужен. Ни-ко-му. И я сам виноват в этом.
Агата была призом, настоящим алмазом среди ширпотреба, а я разглядел это слишком поздно. Сначала бил ее всячески, жестоко ломал, унижал и угнетал, а потом ждал взаимности? Глупец. Правильно она сделала, что послала меня. Все правильно.
Егор увез ее и больше не вернулся – тоже бросил, падла.
И через какое-то время, день прошел или два, не знаю, я был в жутком угаре и тьме, приезжает отец со свитой и женой под ручку.
– И какого хрена вам нужно? – говорю им с порога, ухожу прочь, не стесняясь своего ободранного и потного вида. Наливаю себе полный стакан какой-то бодяги, потому что виски и коньяк закончился еще вчера, а новое купить мне не за что – я же нищий бомж. Смотрю, как волнуется жидкость на поверхности и напоминает цвет глаз той, что вырвала из груди сердце.
Не любит. Не любит. Вранье все. Всего лишь игра.
И я ее не люблю. Не люблю. Я все придумал. Придумал!
– Чтоб тебя, – швыряю стакан куда-то в проход, под лестницу, там уже горка стекла накопилась. Выпиваю мерзкого пойла из горла.
– Здравствуй, Руслан.
– Как официяльно, – кривляясь, покачиваю перед ним бутылкой. – Хочешь? Не? Как хошь… – падаю на диван и еще заливаю в себя горячительного. – Что надо, – неприятно морщусь, – господин-барон Коршунов?
