— Меня бы тогда вообще на свете не было, — ответила Саломия, раздавленная этими скупыми признаниями. Он был прав, во всем прав, и к своему сожалению, она больше разделяла позицию свекра, чем мужа. — Мама вышла замуж за соседского парня, они рано поженились, он был против того, чтобы она танцевала дальше, и они очень быстро разошлись, я его даже не помню. Их семья выехала, а у мамы появился Джованни, мой отчим. Я поднимусь к ней, Никита, — повернулась она к мужу, лицо которого сразу стало каменным, — тем более, что я все равно собиралась это сделать. Только, можно вас попросить пойти со мной? Мне не хотелось бы оставаться с вашей мамой наедине.
Саломия вопросительно посмотрела на Александра, тот молча поднялся и подал ей руку. Перед дверью в комнату она замешкалась лишь на секунду, прижимая к себе пакет, а затем расправила плечи и решительно переступила через порог.
Старуха Елагина лежала у окна, она еще больше стала походить на высохшую мумию, вот только теперь уже на неживую. Саломия жадно вглядывалась в морщинистое лицо, она знала, что похожа на отца, потому искала там вовсе не себя, и ничего не находила, но когда желтые веки приоткрылись, Саломия вдрогнула, поймав на себе впившийся горящий взгляд.
Все-таки, они были похожи, мать и дочь, и если бы мама дожила до ее дней, наверное тоже была такой же. Саломие невольно вспомнились слова отчима Вадима, когда тот встретил их в клинике. Пусть между ними было мало общего, но теперь Саломия точно знала, кому они с матерью были обязаны тонкой талией, высоким ростом и горделивой осанкой.
Она рассматривала старуху, которая принесла ей столько стараданий, но как ни пыталась, никаких чувств, кроме жалости, та у нее не вызывала.
— Здравствуйте. Я пришла, — начала говорить, почувствовала, как к горлу подкатывается ком и поспешно сглотнула. Лежащая перед ней старуха была абсолютно чужой, зато на ум пришла та, которая стала ее настоящей бабушкой, по-настоящему родной. — Я пришла сказать, что не держу на вас зла. Я знаю, что вы моя… — она снова сглотнула и продолжила уже решительнее, — родная бабушка, но так сложилось, что у меня была была другая бабушка, и дедушка тоже. Вы не должны жалеть, они маму очень любили, когда она погибла, дедушка не смог этого пережить, так что не терзайтесь понапрасну. И меня они любили, поэтому простите, вы для меня навсегда останетесь бабушкой моего мужа. Но я хочу сказать, что прощаю вас. А это вам.
Саломия достала из пакета детскую фотографию матери и поставила рядом на тумбочку так, чтобы Елагиной было хорошо видно, а потом протянула Александру увесистый альбом.
— Это мамин альбом, я не могу подарить его вашей маме, но я хочу, чтобы она увидела, что ее дочь была счастлива в нашей семье.
С этими словами Саломия круто развернулась и вышла из комнаты, не в силах смотреть на слезы, сплошными дорожками бежавшие по похожим на пергамент щекам. Ей больше не хотелось никаких семейных разборок, хотелось прижаться к своему мужу, обнять сына и ни о чем не думать. Ее догнал Александр, поймал руку и поцеловал.
— Спасибо тебе, девочка.
Саломия лишь молча кивнула в ответ.
Эпилог. Часть 1
— Мамочка, а папа скоро придет? Он обещал со мной поплавать!
Саломия обняла дочку и на короткое мгновение вернулась в те дни, когда безраздельно принадлежала своей девочке. Стало жаль, что теперь им выпадает совсем немного времени, когда можно побыть только вдвоем, вне мужского сегмента семьи Елагиных. Но так случилось, что расширение этого самого семента произошло весьма стремительно, Саломия до сих пор не могла опомниться. Что говорить о ней, если инициатор этого расширения поначалу сам пребывал в ступоре.
— За непредвиденную и несогласованную экспансию твоей семьи, — в тот же вечер провозгласил тост Димка на кухне у Елагиных.
— Какая там экспансия, Димыч, это настоящая вооруженная интервенция, — ответил глава семьи, и они с Семаргиным набрались под завязку. Хорошо, Даниэля с Алинкой выпросили на выходные Елагины-старшие.
Саломия улыбнулась воспоминаниям и крепче прижала к себе девочку. Они сидели в шезлонге на берегу океана, в этот раз Елагины привезли на историческую родину всех без исключения «мальдивцев». Алинка прильнула к ней, будто тоже спешила напитаться маминым присутствием.
Ничего, как только Саломия перестанет кормить, можно будет по полной нагрузить Никиту, в конце концов, это его мечты они так старательно воплощают. Девочке четыре, у нее уже появились вопросы, которые ей интересно обсудить только с мамой, каким бы универсальным и всесторонне развитым не был ее отец.
— Он сейчас придет, доченька, переоденет Елажкиных и придет, — Саломия погладила густые темные волосы дочери. — Ты подожди немного.
Алинка покладисто кивнула. Она была самой лучшей, ее девочка, начиная с того, как спокойно она вела себя в животе Саломии, как легко и без особых усилий она родилась, и каким беспроблемным младенцем оказалась в итоге.
— И зачалась она с первого раза, — непременно уточнял Никита, а Саломия пихала мужа в бок. Тот удивлялся: — Ты чего дерешься, любимая? Ты не помнишь, какой я был нарядный? Я даже тебя не узнал, конечно, у меня прицел был сбитый. Это все моя девочка, — и тут же поправлялся, — наша, наша девочка.
Никита настоял на совместных родах, Саломия поначалу решительно сопротивлялась, но чем ближе подходило время, тем больше менялось ее мнение. В этот раз все было так непохоже на ее первую беременность и роды, которые Саломие даже не хотелось вспоминать, да она и запомнила, в основном, лишь состояние постоянного страха за жизнь и здоровье ребенка. А сейчас можно было насладиться каждой минутой, каждым днем, который проживала в ней малышка.
Надо было видеть лицо Никиты, когда он впервые уловил рукой шевеление в животе Саломии. Растерянное, изумленное и безумно счастливое, он полдня ходил, будто приклеенный ладонями к ее животу.
— Это же невероятно, Мийка, а что ты чувствуешь? — допытывался муж.
— Чувствую себя аквариумом, в котором рыбка плещет хвостом, — признавалась Саломия в ответ.
А потом таким же было его лицо на родах. Надо отдать должное, Никита долго держал себя в руках, тем более, что схватки у нее были относительно терпимые, как и в первый раз. Но когда начались потуги, Никита побелел и спрятал лицо, уткнувшись лбом в плечо Саломие.
— Эй, папа, вам что, плохо? — занервничала акушерка. — Дать нашатырь?
— Обойдусь, — сквозь зубы процедил муж , но когда ему протянули завернутую в пеленку дочку, прежде чем выложить ее Саломие на грудь, он в буквальном смысле лишился дара речи.
Саломия была счастлива видеть его потрясенное лицо, когда он неловко держал в ладонях их миниатюрную девочку, а потом осторожно коснулся губами крошечной щечки. С этого момента ее муж совсем пропал. Если бы можно было, он бы часами сидел перед кроваткой, наблюдая за малышкой, но как раз полным ходом шла стройка плюс его бизнес плюс контроль над бизнесом жены, так что времени у Никиты оставалось совсем немного, в основном, в выходные.
