– Там кто-то прячется, – заволновалась девушка.
– Не бойся, нет никого. Да и был бы кто? Защищать тебя – самое благородное дело на земле, – Иван ласково смотрел на Василису.
Девушка, склонив к плечу голову, насмешливо окинула взглядом спутника. И у того желваки стали напрягаться, щеки втянулись еще, а на губах возникла обиженная улыбка.
И вдруг возле них затрещали сучья. Василиса отскочила в сторону и мотнула головой, отчего коса ослабла и волосы полукругом прикрыли шею и уши. И она, вспомнив, что их с продуктами ждет бабушка, припустила вдоль мокрой дороги.
Иван остановил ее, но не смел вымолвить ни слова. Василиса увидела светлый, молящий взгляд. И в эти секунды разнеслись мощные раскаты грома и заставили их поспешить.
Дома она помогала убираться, готовить, а Ване повязала фартук. Но сама была молчалива. А вскоре мать заперлась с дочкой в ванной, где можно было спокойно пошептаться:
– Ты тогда еще в сад не ходила, когда мы поехали в Москву.
– Ма, я с ним, значит, знакома?
– Он любил с тобой нянчиться. Тебе было четыре года, когда мы тебя во Владимир брали. Поселились мы в смежных номерах. Денис с тобой остался, когда мы готовили выставку. – Светлана Даниловна пудрилась перед зеркалом с горящим светильником, фактурой будто из мельчайших крошек хрусталя, связанных чем-то тягучим.
Василиса, слушая мать, присела на край ванны. А затем взялась расчесывать густые каштановые волосы. Из Зазеркалья на нее смотрело напряженно-испуганное лицо с огромными синими глазами. Брови удивленно приподнились, когда мать рассказала, что Денис – замечательный пианист. И она развернулась лицом к матери. Сколотые на затылке боковые пряди не позволяли остальным волосам лезть вперед. Василиса разминала пальцы – от волнения они слегка немели.
Дребезжащий звонок всполошил весь дом. Девушка вытянула гибкую шею и настороженно прислушалась.
– Кто? – нервно спросила у возвратившейся матери.
– Олег с Мариной. Отдохни, Мышонок.
Она ушла в свою комнату, затворила дверь. И тут вдруг услыхала приближающиеся шаги. Затем осторожно постучали.
– Да, – громко сказала Василиса, изумившись своему, ставшему каким-то чужим, голосу.
В дверь просунулась голова Ивана. На лице – легкая растерянность. Затем он вошел, присел перед нею на корточки:
– Я тебе помешал?
– Если хочешь, побудь здесь, – кротко попросила Василиса, отходя к окну.
Иван робко потянулся было за ней, но близко не подступил.
– Знаешь, дядя Олег нашел для меня столярку, где по заказу мебель делают под старину, – и не дождавшись ответа, переменил тему. – Может, музыку поставить? Твои любимые ноктюрны?
И вот, наконец, ей представили высокого, немного полноватого мужчину, с темно-карими, вдумчивыми глазами. Круглое лицо. Над мясистым лбом приподнимались волнистые, светло-русые волосы…
– А я думал – ты девочка, – Денис неотрывно рассматривал Василису смущенно и вместе восторженно. Бережно взял ее руку за узкое запястье: – Она музыкальная, – заметил он, любуясь длинными пальцами.
– Меня бабушка выучила игре на пианино, – Василиса чувствовала крепость его ладони, – домашняя школа…
Денис все смотрел на нее добрыми глазами, и она тоже, наконец, решилась взглянуть на него прямо. И вдруг заметила тень непоправимой тоски. Но она мгновенно потонула в улыбке. Денис, чуть покраснев, осторожно прижал к своей груди ее ледяные руки:
– Ваша бабушка – лучший учитель в мире. – И галантно поцеловал ей руку.
В ее синих глазах блеснула радость, а его мягкий баритон ласкал сердце.
– Я не садился за инструмент больше месяца. Если вы согласитесь поправлять мои погрешности, я осмелюсь для вас сыграть…
– Конечно! – простодушно обрадовалась Василиса.
Затем они посидели в столовой за общим столом. Она с девичьим озорством слушала рассказы дяди Олега. Тот умудрялся знакомые истории рассказывать занимательно, находя изюминку в простых вещах.
Потом разговор коснулся детей. Супруга Олега Артуровича, статная дама с гордо поднятой головой и очень пышными, аккуратно уложенными волосами иронически жаловалась на мужа: вместо того, чтобы следить за их игрой на скрипке, тот или свои лекции составлял, или занимался, чем попало!
Непонятно как она с Денисом очутилась в бабушкиной комнате. В окно виднелась ночная вселенная. От золотистого света торшера в комнате разливался почти осязаемый покой.
– Да, когда-то я тут часто ночевал, – Денис с грустью оглядел комнату.
– И мне тут так нравится, – призналась Василиса, прислонившись к закрытой двери. – Когда хочется поразмышлять или побыть одной, прячусь здесь. Засветишь его, – кивнула она на торшер, – и мечтаешь под собственный аккомпанемент, – в комнате стояло старое пианино.
– А мне всегда играла мама, – Денис придвинул к инструменту второй стул, – она мне сказки рассказывала под музыку. Он попутно приноравливался к клавиатуре.
Василиса, притихшая, присела рядом. А тот рассказывал про знакомство с Верой Спиридоновной. Но многие слова от девушки ускользали, потому что ее охватывал какой-то странный восторг: каждое ласковое слово отзывалось в душе чудесным отзвуком, и заглушал он все. Это пугало и пленяло Василису.
А потом он уважительно вспоминал об отце – человеке военном, с которым они кочевали по всей стране.
– Помню, где-нибудь мама усадит меня на облупленную табуретку за пианино, а мне кажется – меня подвели к строптивому чудищу и оно хочет меня поглотить. Да, а под пальцами мамы звучали даже самые раздолбанные пианино, – и он улыбнулся, негромко наигрывая Шумана.
Вдруг он замедлил игру и обратил грустный взгляд на девушку:
– Последнее время мне так хочется уйти от суеты, предаться тем чистым грезам за инструментом, как в юности! Да сыновья до ночи сотрясают дом металлической какафонией.
– У тебя два сына? – с восхищением переспросила Василиса.
– Мужчины, – с иронией протянул собеседник, осторожно поднимая и усаживая барышню на соседний стул. – Старший кончил в том году архитектурный. А младший… – вздохнул Денис и на мгновение помрачнел. – Прохор рвется в телохранители… Его ничего, кроме этого, не привлекает. За это много платят.
– Простите… – почти беззвучно сказала она, досадуя на свой вопрос. Опустила глаза.
– Нет-нет, смотри на меня, – вполголоса попросил он, осторожно беря ее за руку. – Я хотел иметь дочку, растить ее, как цветок. Когда ты появилась у Светы и Юры, у меня перехватывало дыхание…
– Разве сыновья не лучше девчонок? – как можно утешительней произнесла она.
Денис горько усмехнулся и бережно коснулся кончиками пальцев ее щеки.
И вдруг для Василисы все внешние звуки канули в бездну. Она почувствовала, как сердце сладостно сжалось.
