– Я все эти годы стремился к вам. И сегодня что-то важное для себя обрел.
– Можно, я для тебя поиграю? – и не сводя с нее взгляда, бережно заиграл Шуберта.
Несколько дней Василиса хранила в сердце часы того вечера, вопреки головокружительной студенческой жизни. А по ночам она памятью возвращалась к тому знакомству.
А в тоже время за ней очень ухаживал Ваня. Все это замечали. И еще замечали в глазах его гнетущую тоску. Потому, наверно, бабушка стала его особо зазывать почаевничать на кухню. А внучка в то время прокрадывалась в бабушкину комнату, и в полумраке ей зримо представлялся Денис. Василисе казалось, что в тот вечер вместе с ними играл весь мир: крыши домов с антеннами, порывистый ветер с сорванной листвой, качающиеся на проводах сонные птицы и даже ночные звезды, раздиравшие в клочья толстые облака, мерцали в окне ее комнаты, посылая ей которую ночь дивные сны…
Однажды вечером осторожный стук в ее дверь оторвал девушку от книг. Василиса оцепенела, смутно узнавая в тусклом свете настольной лампы дорогие черты.
– Вчера я вернулся из Ижевска и собирался тебе позвонить, – затворяя за собой дверь, сказал гость.
Девушка положила шариковую ручку, и, стараясь скрыть свою радость, как-то поджала губы. Но сбивчивое дыхание выдавало ее волнение.
– Знаешь, пианино с того раза для меня – диковинное доброе существо. Оно рассказывает про тебя дивные истории, – попробовала пошутить Василиса.
– Про нас… – шепотом поправил Денис. И девушка дрогнула, отвела глаза.
– А ну-ка, чем моя барышня занимается? – он заглянул в учебники. – Английский и немецкий! – обрадовался Денис. – Ты удивишься, но тот и другой я знаю в совершенстве! Еще в институте мы любили над преподавателем подшутить – говорили на смешанном русско-англо-немецком языке, – и он подсел рядом с ней на пуф. – А ну-ка, покажи мне твои тексты.
И они взялись дружно разбирать текст с техническими трудными терминами. Василиса изумлялась его знаниям, глядела больше на него, чем в книгу.
И вдруг против ее воли в душе проснулся образ Кузьмы. Они тоже когда-то вместе занимались. Сердце заныло, и она побледнела.
– Что мою девочку угнетает? – заметил мгновенно Денис.
На него как-то испуганно смотрели синие глаза.
– Я догадываюсь. Я о тебе много знаю от твоей мамы. Можешь меня не стесняться.
Василиса стыдливо потупилась. А ом нежно приобнял ее за плечи и привлек к своей груди. Ворсинки его кофты защекотали щеку. Ей сделалось покойно от его теплого голоса.
Наконец все тексты были прочитаны и переведены. И тогда Денис пригласил ее к инструменту.
Они шли к пианино, и в полумраке коридора ее донимал страх, как бы кто из домашних не перехватил его. И непроизвольно ловила пальцами, как маленькая, край его кофты.
Наконец они в комнате бабушки. Денис окинул ее тихим взглядом:
– Накануне приезда мне снился твой дом. Будто накатило наводнение и волны накрывали твою комнату… Ты отчаянно билась… Да, это походило на мучение, – он зажег бра. – Впрочем, лучше слов услуги вот этого инструмента.
Его голос не осквернен фальшью, – и он устроился на стуле. А Василиса села к нему вполоборота. Сердце ее то замирало, то усиленно колотилось – как и в прежний раз, комнату заполняли ноктюрны Шуберта…
Потом она сама села к инструменту. Клавиши расплывались перед ее взором, а пальцы сами играли Баха. Она играла, не поднимая взгляда на Дениса.
И вот стены вобрали последние звуки мелодии, Василиса подсмотрела какую-то удрученность в его лице.
– Тебя что-то мучает? Эта музыка пробуждает грусть.
Он мягко улыбнулся:
– Просто я подумал: без вашей семьи моя жизнь влачилась бы совсем без радости. Понимаешь, я много забочусь о других, о ком-то. А маме, любимым людям слать письма, увидеться – некогда…
Пришла пора расставаться. Денис, уже из прихожей, позвал внезапно бабушку:
– Вера Спиридоновна! Вы сможете три дня управляться с домашними делами одна? Хочу девочек на три дня в Петербург свозить, – и задорно поглядел на Василису.
Василиса же прислонилась к стенке – легкий дурман кружил ей голову.
Бабушка согласилась не очень охотно.
А вечером было объяснение Веры Спиридоновны с дочкой:
– Да, мама. Я говорила Денису об одиночестве девочки. Ведь он – наш самый близкий друг уже четверть века.
Светлана Даниловна как-то шипела оттого, чтоб Василиса ненароком не услыхала.
– Неужели ты не видишь, что с ребенком происходит! – грозно посмотрела Вера Спиридоновна поверх очков. – Она пленилась человеком, которому будет пятьдесят три! Ты смотри там за ней. Она постучала указательным пальцем по столешнице.
– Ну что ты, мама. Он с Ксенией всей жизнью связан.
На эти слова Вера Спиридоновна укоризненно покачала головой и как-то безнадежно махнула рукой.
– Зря ты, мама, так. Пойми, только Денис может выбить из нее тоску по Кузьме.
Наконец, заскрипел, закачался долгожданный поезд. В черном зеркале окна поплыли фонари…
Василиса не успела осмотреться, но возникло чувство неуютности купе. Оглядевшись, она поняла: двухместное.
Пришла стриженая проводница за билетами. Прислонившись к косяку, она с затаенным любопытством поглядывала на пассажиров.
– Какая у вас племянница, – польстила явно симпатичному ей Денису, достающему из портмоне билеты.
Василиса потупилась. А потом выставила Дениса за дверь, переоделась в халат.
Когда он вернулся, девушка встретила его сонно-ласковым взглядом. Он в ответ улыбнулся. Пока рассказывали о чем-то забавном, Василиса легла руками и головой на стол и куда-то поплыла.
Потом подрагивающие руки приподняли девушку. Она почувствовала угол ворота, теплое горло… И уже на подушке, разлепив веки, Василиса, увидела над собой его сосредоточенное лицо и темно-карие глаза со светлым ободком.
– А как же ты будешь спать? – полусонно спросила.
В ответ Денис бросил необычно ласковый взгляд на девушку:
– Надеюсь, барышня позволит приютиться мне у ее ног?
И вскоре все купе поплыло в ночной тишине, унося каждого к пределам сокровенных желаний.
Раннее утро окутывало Московский вокзал туманом.
Денис под руку вывел девушку на Октябрьскую площадь. А та от смущения тупила глаза, часто во взглядах прохожих встречая то любопытство, то насмешку.
– Не придавай им значения, – шепнул Денис, губами задев ее волосы. – Главное, в купе мне было так покойно.
– Правда? – спутница, запрокинув голову, посмотрела на него васильково. – А сны ты видел?
– Видел. И все – волшебные.
