– Конечно, давай, – согласился отец.
Тогда Костя выдвинул ящик, и в руках у него блеснула елочная звезда:
– Я сам скопил деньги, которые мама давала на «белочку», и сам купил, а твои деньги уходят на хозяйство.
Укрепление звезды и доливание воды под нарядные, колкие ветки оказалось для капитана делом тонким и более мучительным, чем борьба с колючим заграждением.
«Тоже игру придумали. Церковь? Свечи?.. Зачем сбивать пацана?.. Зачем путать?.. – думал он, хлопоча у раковины. – Вон родители смеялись над своими стариками и жили себе хорошо без попов».
Он вспомнил, как пьяный дед всячески ругал себя, выпрашивая прощения у иконки, а бабка все норовила побрызгать его из заветной бутылки.
На какое-то время капитан совсем забыл про сына, и когда услышал Костин голос, сперва даже хотел откликнуться, но ровные, тихие слова были явно обращены не к нему.
Не выпуская из рук елку и кружку, которой доливал воду, капитан отклонился назад и заглянул в комнату.
На столе уже красовались тарелки с бумажными салфетками, а в глубине, против Настиной тумбочки, с горящей свечой стоял Костя, и, по-ребячьи закручивая свободной рукой ухо, читал молитву. Потом капитан увидел, как сын перекрестился. Потом, продолжая что-то бормотать, он стал устраивать перед иконой свечу.
Стараясь не выдать себя, отец снова сунул елку под кран.
Его охватило смятение. Костин голос и полупонятные слова, из тех, что смущали его на краю могильной ямы, так неожиданно и просто вторглись в его исковерканную войной жизнь, что он решительно не знал, куда теперь кидаться.
«Икону поставили. Мой сын молится!..» – и снова перед его глазами в яростных клубах огня вздрогнул и невесомо распался пятиэтажный дом. Случайно, за десять секунд до взрыва, по ошибке связи, капитана вызвали из подвала. Утром тем, кто остался в строю, дали эти три дня оклематься.
– Смотри, пап, сделаем, как будто лучи от звезды, – протягивая золотые нити, сказал Костя и сник, глядя на отца.
Присев на корточки, капитан схватил сына за плечи, и уставился на него потерянным взглядом.
– Малыш, ты молишься?.. Кому? – наконец спросил он.
– Господу Богу, – не задумываясь, ответил Костя.
Но отец точно не слышал. Он по-прежнему не отрываясь, смотрел на сына
– Пап, я за тебя, за маму, – сбивчиво залепетал Костя, – за нас, правда, я… – вдруг на полуслове он замер, насторожился и резко рванулся, бросился в коридор.
Капитан услышал, как лязгнула задвижка, скрипнула дверь, потом что-то упало, и слабый Настин голос спросил:
– Папа?.. Он дома?
Они долго стояли возле стола, уткнувшись в плечи друг друга, одни среди целого мира, с его войнами, смертями и разлуками.
Их забытье оборвали Костины рыдания. Настя обернулась, и, метнувшись к сыну, изо всех сил прижала его к себе:
– Ну что ты, все хорошо. Папа с нами, успокойся, – захлебываясь в слезах, повторяла она, пока капитан помогал ей освобождаться от мокрой шубы.
– Сегодня у нас праздник. Сбылось, да?
Костя утвердительно кивал, тер кулаками по мокрому лицу и все пуще плакал. Плакал за всех троих, и все трое понимали это.
Оказавшись в стороне, капитан совсем растерялся. Он вцепился в мокрую шубу так, словно она была спасательным приспособлением, и отступил в прихожую. Но затаенная в глубинах души нежность росла и поднималась в нем, подступая к самым глазам. Пальцы не слушались и никак не могли отыскать петлю на вороте, казалось, еще мгновение – и он распадется на все составляющие его части.
– Он очень чуткий, нервный мальчик, – говорила Настя и одним движением устроила шубу на вешалке.
– Ну уж мальчик, он меня встретил как хозяин. Рассказал про праздник… и что ты в церкви.
– Правда, сынок? – но хозяин терся о мамину юбку, и ничего не мог ответить. – А ты рассказал папе, как пропал, потерялся в церкви? – Костя отрицательно замотал головой. – Ну все, хватит, успокойся, иди умываться и пора за стол, – она ласково подтолкнула сына к двери ванной.
– Я ужасно перепугалась, – тихо сказала Настя, когда зашумела вода. – Он напросился пойти со мной и, правда, на какое-то время исчез, а когда мы вернулись домой и ложились спать, он сел в постели и сказал: «Давай о папе помолимся». Так вот и пошло с тех пор.
Капитан зажег свечи, прикрепленные к веткам шпильками, и елка засверкала. Хозяйка торжественно внесла дымящуюся жареную картошку, а Костя развел в стеклянном кувшине сок с минералкой так, что получилось его шампанское.
– Ну, с праздником, – сказала Настя, поднимая бокал.
– Давай, – протягивая свой стакан к Косте, подхватил капитан, – как говорится, Христос Воскрес!.. – это было все, что он мог вспомнить к такому случаю.
От изумления Костя разинул рот и широко открытыми, смеющимися глазами уставился на мать.
– Папа прекрасно знает, воскрес Господь на Пасху. Но это же Господь, – спасая положение, заговорила Настя. – Его Рождество и потом Пасха – всегда самые главные праздники, всегда радость.
– Пап, а ты приедешь на Пасху? – неожиданно переменившись, спросил Костя.
– Конечно. Постараюсь.
– Неужели и к весне не кончится? – совершенно Костиной интонацией проговорила Настя.
– Как они договорятся, а то и раньше, – искренне улыбаясь, наврал капитан.
Они так заботливо и дружно замяли его промах, они так старались во всем скрыть его беспомощность, что ему и вправду стало легко и спокойно.
– Мам, спой как на Пасху, – отпив от «шампанского», попросил Костя. – Спой ту, мою любимую.
– Сынок, то поют на Пасху, папа приедет и тогда все услышит сам, а сейчас, – Настя снова подняла бокал, – за Рождество.
Только из приличия, чтобы как-то участвовать в празднике, Костя ковырял третий кусок ватрушки с джемом. Сонная истома бродила в нем от пяток до ушей, а голоса родителей давно слились в единую сладостную мелодию. Он не понял, как очутился на коленях у отца.
– Хороший парень получился, – тихо сказал капитан, взглянув на жену, которая, подперев лицо руками, молча сидела напротив. – Возвращайся к родителям, а то вам тяжело, да и близко стало.
Она улыбнулась одними губами и опять ничего не ответила.
– Я там спиной чувствую, что до вас рукой подать.
Привстав со стула, Настя прижала палец к его обветренным губам.
– Мы всегда будем вместе, – наконец проговорила она, – он ни за что не согласится уехать. – Настя принялась осторожно расшнуровывать Костины ботинки. – Он каждый день ждет тебя по утрам, вскакивает и тут же включает твой транзистор.
После того как ботинки были водворены на свое место в прихожей, Настя раскрыла постель, и капитан, стараясь не разбудить сына, понес его вокруг стола. Подкладывая руки под изгибающуюся спину малыша, он с холодком у висков вдруг ясно вспомнил, как выносил раздавленного солдатика.
