Но в конце концов мне пришлось вернуться и пойти на перемирие, так как завтра и послезавтра будет два концерта, а там еще пару дней – и домой. Концерты прошли, как всегда, прекрасно, и мы начали собираться обратно. К сожалению, мы почти не разговаривали, а для меня это была самая большая пытка. Лучше накричать и высказать все, что думаешь… А это коварное молчание – просто ужас! Наконец мы собрались и тронулись в длинный обратный путь. И тут с Люсей что-то произошло. Как будто дьявол в нее вселился! То вдруг открывала дверь машины на полном ходу, то требовала остановиться, выходила и шла в никуда – в поле, в лес, куда глаза глядят. Я выполнял все, что она просила. Однажды она открыла окно, сорвала с руки кольца, в том числе и новое обручальное, и вышвырнула в окно. Зачем? Не пойму никогда! Я остановил машину, вышел к обочине, около часа искал выброшенные ею кольца. И все-таки нашел. Все нашел!
– А где обручальное? – вдруг спросила. – Я протягиваю ей кольцо, и она снова швыряет его в поле. Я снова выхожу из машины, нахожу кольцо и уже кладу в карман. Я не рассказываю, какие еще были у Люси «крики души», вероятно, она потихоньку, с «кровью» отрывала себя от меня. Да-да, именно таким тяжелым для нас двоих способом. И вот в таком состоянии и настроении мы доехали до Москвы. Дома все по-прежнему. Нет отношений, нет взаимопонимания, нет работы, бедная Леля мечется между нами, но всегда получает за это грубые замечания. Позже Люся слетала на какие-то творческие встречи (это взамен наших прекрасных концертов-шоу), конечно же, одна, и опять молчание. Но уже должно бы что-то произойти! Так жить нельзя!
И снова вдруг! Люся предлагает нам вместе поехать в Севастополь, в Дом отдыха, директор которого устраивал нам концерты. Сама позвонила ему, договорилась – и мы улетели. Причем это было организовано так быстро, что я не успел опомниться! Не понимал, зачем, только что вернулись, прошло всего полтора месяца, ничего не меняется, по-прежнему мы чужие!
– Может быть, вместе мы все-таки к чему-нибудь все же придем?! – многозначительно объяснила она. А был уже октябрь, погода очень плохая, купаться нельзя. Зачем мы едем? Не понимаю и очень волнуюсь. Уже один вояж в Севастополь мы еле пережили, а тут еще второй, да в октябре. Странно…
Дом отдыха был пуст. Ни одного отдыхающего. Кто же поедет в такое время? Нам дали самый лучший номер. На завтраке, обеде и ужине мы были в зале ОДНИ! И почти все время находились в номере, где пришлось вести бесконечные дискуссии о совместно прожитом времени. С анализом, с воспоминаниями, но только в негативе… С разборами каких-то ситуаций пятнадцатилетней давности… Дождь шел каждый день! Вспоминая сегодня эту ужасную неделю, я вижу серую территорию, постоянный дождь, темнота, ни одного светящегося окна, ни одного горящего фонаря. И мы двое, порой в слезах, непонятно зачем и для чего выясняем отношения и незаметно подводим итог. И вот тут я понял, что это финал. Финал 19-летней жизни с Люсей Гурченко. Грустный, трагический и несправедливый. Я ни в коем случае не хочу сказать, что я покорно выслушивал все, что мне говорила Люся, молчал или кивал. Я тоже был резок и груб. Но тогда я слышал в ответ, что вот оно, мое истинное лицо!
В Москву мы вернулись почти чужими. И вдруг звонок!
– Здравстуйте! Это Марина из США. Помните? Я проводила ваше турне по Америке (а теперь уже ко всем звонкам подходила Люся. Я уже к телефону не подходил). Могу я с вами встретиться?
И, конечно, Люся с удовольствием приглашает Марину в гости. Готовится вкусная еда, и через день Марина у нас. Как всегда, веселая, оптимистичная, остроумная, цветущая! И мы никак не показываем наши умирающие отношения.
56
Немного поговорив ни о чем, Марина вынимает из портфеля пачки бумаг и начинает рассказывать:
– Значит, так, первое. Я открыла СП (совместное предприятие) с Америкой для того, чтобы мы могли заработать денег на фильм.
– Какой фильм? – раздраженно спрашивает Люся.
– Подожди. Все по порядку. Сначала СП. Костя – генеральный директор. Далее. Мы устраиваем в Воронеже конкурс красоты, я знакома с мэром Воронежа, Костя – председатель жюри (тут мне чуть плохо не стало), всех девчонок переводим в США на работу, у меня знакомый директор модельного бюро, и вот уже первая крупная сумма у нас. (Люся пытается встрять, но Марина ей не дает.) Сценарий, который Костя придумал, я зафиксировала в Бюро по авторским правам. И уже говорила с режиссером М. Скорсезе. (Тут меня уже бросило в жар. Столько должностей – и везде Костя!) С Ширли Маклейн пока встретиться не получается. Но я добьюсь. Далее. Я сняла офис в гостинице «Националь», где будет располагаться наша компания. Там будет работать Костя. И главное… и тут Люся ее резко перебивает:
– Какой конкурс? Какой «Националь»? Это что же, Костя будет бл. й отбирать? И по какому праву ты зарегистрировала этот непонятный сценарий? Кто тебе дал право?
– Так мы же в Нью-Йорке все оговорили, а сценарий же Костя придумал, – побледнев, тихо выдавила из себя Марина.
– Значит, так, – отрезала Люся, – Костя – мой муж. Музыкант, а не сценарист и директор и уж точно не «отбиратель» бл…й! Он мой аккомпаниатор, и не более! Ты поняла? Я народная артистка СССР, и в вашей сраной Америке не собираюсь чем-то заниматься. Здесь мой народ, который меня любит, и я буду ему служить! Поняла?!
Красиво сказала, подумал я. Люся это умела. А Марина какое-то время смотрела ей в глаза, потом мне в глаза, а потом, собрав в кучку все бумаги, повернулась к Люсе и резко сказала: «Люся, ты – CRAZY!» И быстро, не оборачиваясь, вышла из квартиры.
«Тоже мне директор, сценарист, председатель жюри…» – говорила сама с собой Люся.
А назавтра я собрал свои документы и навсегда ушел из квартиры в Трехпрудном переулке. Ушел без семьи, без средств к существованию, без машины, без работы, без квартиры, без инструментов. И теперь с глупой гордостью всегда говорю, что ничего не остался должен, ничего не делил, не просил и не требовал. А ведь нажито было ох как много! А позже уже всего достигал сам, со своей новой семьей, без «здравствуйте, это муж…». Вот так грустно и обидно закончилась моя 19-летняя история любви с народной артисткой СССР Людмилой Марковной Гурченко.
Глава пятнадцатая После Люси
Но это еще не конец истории. В прошлый «весенний» уход Люся сама собрала мои вещи, инструменты, и я уехал на машине. А сейчас у меня был только целлофановый пакет с документами. И я пошел к себе домой в Люблино. К своему роялю… Родители тут же уехали в свое село Петино, чтобы я побыл один. Я сам их об этом попросил. Мне надо было понять, как жить дальше. На что жить? В свой Москонцерт я уже не пойду. Там все чужие, да и шоу-бизнес в корне менялся.
Просидев несколько дней дома, я позвонил тому же Коле Тищенко, авось получится уехать куда-то подальше и поработать в ресторанах… Но Коля был за границей. И тут я решился позвонить Наталье Максимовне. Она спокойно выслушала меня и пригласила приехать в магазин. Мы долго сидели у нее в кабинете, пили чай с пирожными, потом настал вечер, и я понимал, что Наталье пора домой. И она не знала, что я теперь без машины. Мы вышли, она оглянулась.
