Сильно сказано. Раневская была мастером острого и сокрушающего слова. Говорят, что, узнав о ее выражении насчет торговли кожей, Сергей Эйзенштейн послал Раневской телеграмму, в которой интересовался: «Как идет торговля?»
Чаша весов клонилась то в одну, то в другую сторону. Сам Сталин лестно отозвался о Раневской, сравнив ее с Михаилом Жаровым, что вдохнуло в актрису надежду, и вроде бы режиссер до последнего отстаивал ее кандидатуру, но в итоге роль Ефросиньи получила Серафима Бирман, талантливая актриса, не менее (а то и более!) семитской внешности, чем Фаина Раневская. Правда, по паспорту (в СССР было принято указывать в паспорте национальность) Бирман была не еврейкой, а молдаванкой. Вполне возможно, что эта запись и решила все дело.
Серафима Бирман… Она была принята в труппу Московского Художественного театра, поразив своим актерским талантом самого Константина Сергеевича Станиславского. Так убедительно разыграла сцену соблазнения, что мэтр воскликнул: «Верю!»
Бирман была некрасива, но это не помешало ей стать выдающейся актрисой. Невероятный, поистине «фантасмагорический» грим, резкая, страстная, убедительная, обнажающая потаенные уголки души игра, Бирман не очаровывала – она удивляла, поражала, побеждала. Она умела одним штрихом, одной гримасой, одним жестом передать очень сложные переживания.
Увы – ее брали только на роли странных особ и комедийных персонажей. И в театре, и в кино, для которого Серафима Бирман была чересчур яркой. «Беспокойно, рискованно быть актрисой острой характерности, – призналась однажды Бирман. – А я – актриса именно острой характерности, доходящей порой до гротеска, если под гротеском не разуметь бессмысленного и безответственного кривляния».
Ее острые точные характеристики беспощадно обнажали человеческую сущность. Однажды Михаил Чехов спросил ее: «Серафима! Что ты думаешь обо мне?» Тут же последовал ответ: «Ты лужа, в которую улыбнулся Бог!»
По собственному признанию, ей не везло на роли: «У каждого актера бывает роль, сразу сердцу близкая, но это как выигрыш, как счастливая случайность. Приходится сжевать не один каравай, а то и зубы переломать на штампах – замшелых сухарях…»
Сергей Эйзенштейн говорил: «Есть такие актрисы, которые облекаются в оперенье райских птиц собственного воображения, хватая их на лету и беспощадно разбирая на перышки. Такова Серафима Бирман».
Вполне возможно, что Эйзенштейн пленился зловещим обаянием Серафимы Германовны и добровольно отдал ей роль Ефросиньи, уже обещанную Раневской.
Сработались они плохо. Эйзенштейн был требователен и краток, а Бирман стремилась к обсуждению мельчайших деталей своей роли, самых крошечных штрихов ее. Отчаявшись добиться своего устно, она стала общаться с Эйзенштейном в письменной форме.
Вот так: «Глубокоуважаемый товарищ режиссер,
Я с предельной преданностью Вам и „в строгом подчерке“ выполню собой все нотные знаки, все интервалы, все диезы и бемоли, какие нужны Вам – композитору – для звучания Вами создаваемой симфонии. И я, черт возьми, не понимаю… Совершенно не понимаю, кого я играю! Так нельзя!»
К тому же Серафима Германовна была тонкой натурой, которую можно было выбить из рабочего настроения всего одним грубым словом, а Эйзенштейн не привык стесняться в выражениях.
Ее Ефросинья Старицкая получилась боярыней «неканонической», но – настоящей. Бирман сыграла ее с громадной экспрессией, убедительно и с размахом…
Потерпев неудачу с «Иваном Грозным», Фаина Раневская, будучи в эвакуации, снялась в других картинах.
Первой из них стала кинолента режиссера Леонида Лукова «Александр Пархоменко», снятая в 1942 году. Фаина Георгиевна появляется в ней в роли таперши. Невозможно даже представить себе, что первоначально в сценарии ее роли была отведена всего одна строчка: «Таперша играет на пианино и поет».
Играет на пианино и поет – не более того!
Разумеется, Раневская не могла согласиться с подобной трактовкой своей роли. Она доработала роль, углубила ее и представила на суд зрителей не даму, которая просто играет на пианино и поет, а узнаваемый социальный типаж – этакую псевдобогемную особу.
Случайно ли или намеренно, таперша вышла очень похожей на Веру Холодную, знаменитую русскую актрису начала двадцатого века, звезду немого кинематографа. Не на ту Веру Холодную, которая знакома зрителям по фильмам, а на ту, какой она могла стать через лет двадцать…
Таперша не только пела и аккомпанировала себе самой. Она курила, грызла монпансье (были такие леденцы, продаваемые в жестяных коробках) и здоровалась со знакомыми: «Здрасьте, Матвей Степаныч!»
Надо сказать, что биографические факты из жизни героя Гражданской войны Александра Пархоменко, погибшего в 1921 году, советского зрителя интересовали мало. Как и во многих историко-революционных фильмах того времени, у публики наиболее ценились сцены «разложения» врагов.
Батька Махно, сыгранный прекрасным актером Борисом Чирковым с неподражаемым декадентским шиком, тянул с экрана свое заунывно-флегматичное:
Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом Не приходится тужить!
У Таперши была своя песня, написанная композитором Никитой Богословским:
И летят, и кружат пожелтевшие листья березы, И одна я грущу, приходи и меня пожалей, Ты ушел от меня, и текут мои горькие слезы, Я живу в темноте без живительных солнца лучей. Старый сад потемнел под холодною этой луною, Горьких слез осушить ты уже не придешь никогда, Сколько грез и надежд ты разрушил холодной рукою, Ты ушел от меня, ты ушел от меня навсегда…
Пожилые зрители украдкой смахивали с глаз набежавшие слезы и вздыхали о былых временах. Молодежь просто наслаждалась душевной песней, столь непохожей на постоянно звучавшее вокруг:
Страны небывалой свободные дети, Сегодня мы гордую песню поем О партии самой могучей на свете, О самом большом человеке своем…
(«Песня о Партии». Слова: В. Лебедев-Кумач)
Таперша запомнилась настолько, что в ответ на вопрос «Вы смотрели фильм „Александр Пархоменко“?» чаще всего звучало: «А, это где Раневская поет…»
Немного позже Фаина Георгиевна сыграла тетушку Адель в картине Сергея Юткевича «Новые похождения Швейка». Героя Ярослава Гашека перенесли из Первой мировой войны во Вторую, и в результате получился бодрый и веселый фильм про бравого солдата Швейка, который никого не боялся и постоянно шутил. Попав в ряды немецкой армии, Швейк крупно помог партизанам в борьбе против фюрера.
Раневская также снялась у режиссера Владимира Брауна в короткометражном фильме «Три гвардейца», вместе с новеллой «Пропавший без вести», посвященной морякам-подводникам, составившей фильм «Родные берега».
«Родным берегам» не суждено было выйти в прокат. Сразу после завершения картина угодила в архив и ни разу не демонстрировалась на экране при Советской власти.
Бытовало мнение, что это случилось из-за того, что в картине ни разу не упомянут товарищ Сталин. По другой версии, на полку «Родные берега» попали как раз из-за Фаины Раневской. Точнее, не из-за нее самой, она на тот момент уже была признанной актрисой, единственной из всех снявшихся в новелле имевшей звание заслуженной, а из-за ее героини – Софьи Ивановны.
