Таков сюжет пьесы Александра Николаевича Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше». Пьесы, в которой Фаина Георгиевна Раневская сыграет свою последнюю роль. Последнюю роль своей долгой жизни…
Долгое время в Театре имени Моссовета Фаина Георгиевна была занята лишь в одном спектакле – «Дальше – тишина». Очень долго – почти двенадцать лет. Конечно же, актрисе этого было мало. Мысль о близящемся конце не покидала ее. Между тем оставалось столько несыгранных ролей, невоплощенных образов! Надо было остановиться на чем-то вечном, значимом, классическом…
Безжалостное и бесстрастное, время шло, и его нельзя было остановить.
К тому же Раневская не выносила безделья. Нине Сухоцкой она однажды призналась: «Знаешь, когда я долго не играю, долго не готовлю новой роли, я себя чувствую как пианист, у которого ампутированы руки».
На дворе – 1980 год. Год «расцвета застойного времени», год Московской Олимпиады, год смерти Владимира Высоцкого.
Мало кто знает, что когда по окончании школы-студии МХАТ Владимир Высоцкий пришел на работу в московский Театр имени Пушкина, ему там поначалу хороших ролей не предлагали, что привело молодого актера к депрессии, к неверию в свои силы. Он сорвался, запил и не появлялся в театре несколько недель. От увольнения Высоцкого спасало только заступничество Фаины Георгиевны Раневской, служившей тогда в том же театре. Она, чуть ли не единственная тогда, разглядела в Высоцком талантливого актера и поверила в него.
Возраст актрисы перевалил уже за восемьдесят. Надеяться на авось – опрометчиво, верить в то, что кто-то подберет ей подходящую роль, – глупо.
Человек сам должен быть творцом собственного счастья. Всю жизнь исповедуя этот принцип, Фаина Георгиевна осталась верна ему и в старости.
Невольно мысли ее все чаще возвращались к Островскому. Творчество великого русского драматурга Раневская знала хорошо и как читательница, и как актриса.
В его пьесах она была занята еще в начале двадцатых годов в Крыму, а затем – в Баку. В общей сложности Раневская сыграла в пяти пьесах Островского, включая «Бесприданницу», и более к Островскому на сцене не возвращалась. Вероятнее всего, это происходило не по ее воле – просто не было подходящих ролей в тех театрах, где служила Фаина Георгиевна, или режиссеры, ставящие Островского, обходили ее стороной.
Пьесу Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» Фаине Георгиевне посоветовал один из знакомых, явно видевший ее в роли купчихи Барабошевой. Однако сама Раневская остановилась на Филицате.
Почему же она сделала такой выбор? Почему отказалась от главной роли в пользу эпизода? Что привлекло Раневскую в Филицате? В первую очередь – добрый характер старой няньки и то добро, которое она несет людям.
Филицата – не «наемный сотрудник», как нынче принято говорить. Она – настоящий член семьи. За Поликсену Филицата переживает так, словно та ее родная внучка. И счастье своих любимцев Платоши и Поликсены она устраивает совершенно бескорыстно.
Фаина Георгиевна предложила поставить пьесу актеру и режиссеру Сергею Юрскому. Тот перечитал пьесу и согласился.
Трения у них начались сразу. Не успел Сергей Юрьевич дать согласие на постановку, как Раневская заявила ему, что если пьеса его не тронула, то и ставить ее не надо. «Вы вообще не режиссер, а актер. Вот и играйте себе, а ставить вам не надо», – были ее слова.
Юрский знал, что после роли Люси Купер в спектакле «Дальше – тишина» у Фаины Георгиевны других ролей в театре не было. Знал он и то, что никто из руководства не озаботится поиском ролей для нее.
Он видел ее в роли старухи Барабошевой, но Фаина Георгиевна объявила, что согласна играть только добрую няньку Филицату, и осталась непреклонна: «Я столько уродов сыграла. Я хочу хорошего человека играть».
Юрский пытался убеждать – и снова слышал уже сказанное ему: «Мы, наверное, с вами не сработаемся». К тому же Фаина Георгиевна сослалась на то, что на всех репетициях она присутствовать не сможет, так как ей не с кем оставить собаку, своего дворового пса Мальчика.
Но Юрский, человек импульсивный и увлекающийся, уже загорелся идеей поставить спектакль по пьесе «Правда – хорошо, а счастье лучше», и поставить его с Фаиной Раневской, пусть даже и в роли Филицаты. Сергей Юрьевич нашел, что Фаина Георгиевна превосходно справится с этой довольно автономной в сущности ролью, и не присутствуя на всех репетициях. Правда, он настоял на присутствии Раневской на первой репетиции.
Накануне первой репетиции Фаина Георгиевна позвонила Сергею Юрьевичу и сказала, что на репетицию явиться не сможет. Юрский был готов к этому – его не раз предупреждали об особенностях характера Раневской.
Она пришла. И на первую репетицию, и на все остальные.
Приезжала она обычно рано и тут же принималась выплескивать свое раздражение. На всех и вся.
Тускло горят лампочки…
Ей не ответили на приветствие…
Ступеньки не видны под ковровой дорожкой…
Зачем в спектакль введены песни, которых не было у Островского?..
Как можно играть без суфлера?..
Гримеры с костюмершами трепетали. Она могла довести до слез. И не всегда заслуженно. Сказывался возраст, обнажавший всю остроту и неуживчивость характера, сказывались обиды на судьбу, одиночество.
Юрский, исполняя долг режиссера, улаживал конфликты. Как мог успокаивал Фаину Георгиевну и пытался уберечь окружающих от ее нападок, зачастую несправедливых. Ему и самому иногда бывало страшно.
Фаина Георгиевна привычно сообщала, что отказывается играть. Сегодня и вообще.
Сергей Юрьевич шутками и комплиментами приводил актрису в более-менее сносное расположение духа. Порой ему в этом трудном деле помогал директор театра Лев Лосев.
Вспоминает Нина Сухоцкая: «Читаем вместе пьесу, и Фаина Георгиевна радуется дивному, исконно русскому языку Островского, которого всегда очень любила. Вопрос решен, будет играть. Я была свидетельницей, с какой бережностью, почти благоговейно работала она еще до репетиций над этой ролью. образ старой няньки легко зарождался в тексте, походке, нюансах интонаций… Но уже на первых читках обнаружилось решительное несогласие Фаины Георгиевны с режиссерской трактовкой пьесы. Помню, как после одной такой репетиции-читки, придя домой, она прямо в пальто опустилась в передней в кресло и долго молчала. На мои расспросы растерянно и горько сказала: „Подумай, что же это? он (режиссер. – Н. С.) сказал, что я прекрасно читала роль, но читала Островского, а он намерен ставить эту пьесу как Шекспира“. С этого началось. За редким исключением репетиции шли для Фаины Георгиевны трудно, мучительно».
Юрский прикрепил к Раневской свою помощницу Марию Дмитриевну, которая благотворно (то есть успокаивающе) действовала на актрису. Она была ее помощницей, наперсницей, ангелом-хранителем. По старой традиции русского театра Раневская не могла выйти на сцену сама, без того, чтобы кто-нибудь ее не «выпустил». Мария Дмитриевна перед каждым выходом (которых у Филицаты целых десять), помогала Фаине Георгиевне подняться на ноги и командовала: «Пошла». Именно так, согласно традициям.
