— Ради какой цели? — спросил Каледор, придвигаясь еще чуть ближе.
— Естественно, ради власти над миром.
— Что предложила тебе Морати?
Каледор был уже близко. Прыжок и взмах меча — и все это будет кончено. Но он хотел услышать ответ. Дориен крикнул что-то от дверей — Каледор на миг повернулся и махнул ему, чтобы не мешал.
— Чего может желать слуга Ваула?
— Тайн гномов, — ответил Хотек. — Я целый век пытался понять, как действуют их руны, но они были для меня непроницаемы. Однако силой истинной магии, силой чернокнижия я добыл эти тайны гномьих безделушек. Их сила станет моей, и тогда в своих деяниях ради Ваула я превзойду даже Укротителя Драконов.
— Ты порочный, — сказал Каледор. — Все, сделанное тобой, порочно тоже.
Король-Феникс напрягся перед броском.
— Я слеп, но твои намерения вижу, — заверещал Хотек. — Я предупреждал!
Жрец обрушил молот на наковальню изо всей силы. Пещера наполнилась взрывом света и жара. Пол и стены затряслись, и святилище отозвалось эхом мощного грома, будто они очутились в центре грозовой тучи. Ветвящиеся струи энергии брызнули от наковальни, ослепляя Каледора. Его ударило в плечо молнией, бросило наземь, выбило меч из онемевшей руки.
Слезящимися глазами он видел, что Хотек невредим и удирает в боковой ход. В голове еще гудело от удара. Король-Феникс все же попытался подняться, но пошатнулся и снова упал. Он вытер лицо рукой и понял, что у него из носа течет кровь. В ушах звенело эхо от удара молота, перед глазами плыли светлые пятна.
Он перевернулся посмотреть, что с Дориеном, и увидел, что брат полулежит, привалившись к открытой двери, голова свесилась набок. На миг он подумал, что Дориен убит, что у него сломана шея, но брат застонал и поднял руку к шлему.
В зал вбежали уцелевшие жрецы и послушники. Их крики доносились будто издалека, жестяным скрежетом, и Каледор не понимал обращенных к нему слов. Он дал поднять себя на ноги, но его голова сильно кружилась. Он махнул в сторону туннеля, куда сбежал Хотек, — они отчаянно замотали головами, но что именно они говорили, заглушалось шумом в ушах и стуком сердца.
При тщательном обыске покоев Хотека обнаружилась связка дневников и некоторое количество странных предметов, которые жрецы определили, как грубые эксперименты в выковывании рун. Последние записи отсутствовали, видимо удаленные сторонниками Хотека, но Каледор взялся за оставшиеся и вместе с жрецами провел ночь за чтением, пока Дориен с другими жрецами обыскивал лабиринты туннелей, вдоль и поперек пронизывающие скалы вокруг святилища.
Вернулись они вскоре после рассвета и сообщили о своей неудаче.
— Никто не знает туннелей лучше, чем Хотек, — сказал один из жрецов. — Он их исследовал веками. Боюсь, что бегство он планировал давно, и его не найдет даже армия. Нас же, способных на поиск, всего пара десятков.
— А куда он мог бы направиться? — спросил Дориен.
— К своей хозяйке, в Нагарит, — сказал Каледор, поднимая один из дневников. — Морати поймала его на крючок еще задолго до войны. Она дала ему исследовать сокровища гномов — зная, что эту загадку он не решит. Когда он сказал, что не получается, она послала ему на помощь чернокнижницу. Темной магией они открыли секрет ковки рун, а гордость и любопытство Хотека заманили его на путь предательства.
— Он много лет провел за какой-то тайной работой, — сказал жрец, листая один из переплетенных кожей томов. — Все тщательно записывал, но расшифровать их я не могу: там описываются приемы темной магии и жертвы, которых я не понимаю.
— Хотек создает доспех, — сказал Каледор. — Я видел, как его помощники убегали с ним, а этот дневник говорит, что он начал его ковать одновременно с войной, развязанной наггароттами. Для какой цели — он не написал. Другой жрец, который ему помогал, снабжал друкаев заговоренным оружием — направлял корабли с этим грузом в Нагарит.
— Давнее предательство, — сказал Дориен. — И очень чувствительное.
— Он взял Молот Ваула, — добавил жрец. — Без него наша кузница намного слабее. Хотек был среди нас самый искусный, и с ним утеряны самые великие заклинания. Они наверняка будут обращены друкаями против нас.
— Мрачный получается год, — сказал Дориен. — Похоже, что стоящие против нас силы растут, а наши уменьшаются.
— Да, — ответил Каледор, угрюмо кивнув.
— Надо найти способ нанести ответный удар, уравнять положение, — сказал Дориен.
Впервые с того момента, как он стал Королем-Фениксом, Каледор почувствовал, что задача стоит невыполнимая. При всех одержанных победах враг возвращался снова. Все преимущества, которые он за собой числил — драконы, маги Сафери, сила Вечной Королевы, искусство Ваула — всех их он лишился. Ни разу за тринадцать лет войны он не допускал мысли о поражении, но сейчас не видел, каким образом вообще возможна победа.
Он посмотрел на Дориена, увидел в лице брата веру и отвагу. Ждали его решающего слова и жрецы Ваула, хотя вряд ли с большой надеждой. А ответа у него не было. Не существовало такой великой стратегии, что перевернула бы существующее положение. Он чувствовал беспомощность, безысходность, и бремя долга ощущалось как никогда тяжелым.
— Будем драться, — сказал он, и слова прозвучали у него в голове пустым гулом, но остальных ободрили.
Боль от жгучего огня не закончится никогда. Он бушевал в Малеките еще долго после того, как тело его умерло для боли от ожогов. Так ли чувствовал себя его отец? Не это ли погнало его к Мечу Каина, заставило уйти от благословения Азуриана?
Эта мысль успокоила князя Нагарита. Что выдержал отец, то выдержит и он. Не была ли его мука всего лишь новой возможностью доказать свое превосходство? Когда он в следующий раз встанет перед князьями, чтобы заявить свое право на Трон Феникса, никто не решится возразить. Они воочию увидят силу его характера. Кто из них сможет отрицать, что он прошел испытание Азуриана?
Малекит улыбнулся этой мысли, и остатки треснувшей кожи на лице сморщились.
Сопротивление князей питается завистью. Узурпатор, Бел Шанаар, холил Имрика как призового жеребца, хотя на самом деле он всего лишь рабочий мул. Другие князья были ослеплены нашептываниями Бел Шанаара и не видели правды. Когда они узнают, что Малекит жив, они увидят хитросплетения лжи, построенные каледорцом и его сторонниками. Может быть, Имрик даже преклонит колено, как это столь грациозно сделал Малекит у ног Бел Шанаара.
Шевельнулась штора, окружающая кровать, и над сыном склонилась Морати. Малекит попытался приподняться, чтобы поцеловать ее в щеку, но тело не послушалось. Судорога боли вдоль хребта бросила его обратно на простыни, будто на грудь навалили огромную тяжесть. Рот искривился в болезненном рычании.
— Лежи спокойно, мой прекрасный сын, — сказала Морати, кладя руку ему на лоб. — Со мной некто, кого ты захочешь видеть.
