— Ты был с ним знаком? — удивился Каледор.
— Нет. — Миандерин криво улыбнулся. — Это фигура речи.
Король-Феникс разочарованно фыркнул и снова стал смотреть на волны с оранжевыми пятнами.
— Враг у Аэнариона был понятен, — продолжал жрец, не обращая внимания на недовольство Каледора. — А когда мы сражаемся сами с собой, как нам знать, что мы победили?
Каледор ничего не ответил, но едва сдержался, чтобы не попросить жреца оставить его в покое.
— То, с чем сражаешься ты, — это порча, это злая болезнь духа, — сказал Миандерин, встав рядом. — Это не что-то такое, что можно пронзить копьем или разрубить мечом. Аэнарион победил не благодаря оружию, что было в его руке, а благодаря тому, символом чего он стал. Он не мог победить демонов в одиночку, но он сражался, и это вдохновило других. Эльфы вложили в него свои надежды — и так они осуществились.
— У тебя есть сказать что-то конкретное? — прервал его Каледор.
— Есть вопрос, — ответил жрец. — Зачем Король-Феникс прячется здесь, вдали от своих подданных?
Каледор повернулся к нему спиной и пошел по белому песку прочь от Миандерина. Не было у него времени на бессмысленное философствование.
— Подумай об этом, — бросил ему вслед верховный жрец. — Когда найдешь ответ на этот вопрос, узнаешь, что делать!
Каледор вернулся в Ивресс и нашел там ждущее его войско. Верные клятве князья постарались снабдить его армией, достойной Короля-Феникса. Почти тридцать тысяч эльфов ждали его команды, еще десять тысяч собрались с Тириолом и Финуделом в Сафери, готовые идти через горы и ударить с запада.
Каледор, совместно с князьями, разработал планы битв, и ястребы-гонцы полетели к армиям, чтобы сообщить им приказы Каледора.
Его армия, перевезенная туда флотом Лотерна, должна была быстро ударить вдоль побережья. Отрезанные от своих кораблей, друкаи окажутся зажаты между силами Каледора и армиями, подходящими со стороны Сафери. Последним звеном плана было возвращение Корадреля обратно в Крейс для организации обороны, если друкаи попробуют из Нагарита пробиться на выручку своей осажденной армии.
Назначенный день настал в начале лета. Каледор отчасти ощутил прежнюю гордость, оседлав Маэдретнира и глядя на колонну, идущую прибрежной дорогой. Годы размышлений и бездействия ослабили его волю, но сегодня, в это утро, он снова чувствовал себя хозяином собственной судьбы. Если кампания удастся, его армия сможет пройти Крейс и ударить прямо по Нагариту.
В Крейс послали двух драконов, еще двух — в Сафери. Прочие драконьи всадники взмыли в небо рядом со своим королем, и с ними Дориен, и впервые за много лет радостные крики эльфов приветствовали Каледора с земли.
Король-Феникс глядел на извилистую серебристую ленту реки, на белую полосу между глубокой синевой моря и пышной зеленью лесистых холмов Ивресса. Он снова вспомнил, как красива с высоты марширующая армия, и на миг он был счастлив. Но это чувство прошло, когда он вспомнил, что поход направлен не против диких тварей или звероподобных орков, но против таких же эльфов. Это его не опечалило, но пробудило чувство глубокого негодования. Властолюбие наггароттов превратило его в братоубийцу, и этого он никогда им не простит.
Армия вошла в Котик без сопротивления, но то, что там увидела, ошеломляло куда сильнее любой армии противника. Деревни лежали в развалинах, дома и постройки зияли выбитыми дверями, ни одного жителя не было видно. Дороги и поля были усыпаны свежими трупами. Огромные стаи ворон и стервятников кружили в небе, а селения эльфов кишели пирующими крысами, пришедшими по следам друкаев.
Бойня казалась бессмысленной. Поля стояли неубранными, склады не растащили. На некоторых телах виднелись знаки ритуального жертвоприношения — грудная клетка вскрыта, органы удалены, — кое-где груды обгорелых костей, но в основном эльфов просто убивали и бросали гнить с перерезанным горлом и вспоротым животом.
Чем дальше в глубь страны, тем сильнее ощущалось поклонение Каину. Воины Каледора видели святилища, заваленные костями и внутренностями, алтари, выщербленные ударами ножей, кучи почернелых костей. Вся радость от того, что они освобождают Котик, испарилась, эльфы шли в глубоком молчании. Некоторые, не в силах выдержать виденное, разражались слезами и не могли идти дальше.
В больших городах было еще хуже. Площади и улицы были забиты мертвецами, от новорожденных до старцев. Булыжники мостовых покраснели от крови, на стенах бурой запекшейся жижей чернели Каиновы руны. Каледор послал Каратриля и еще нескольких гонцов обратно в Ивресс — искать жрецов и жриц Эрет Кхиали, чтобы пришли сюда и занялись мертвецами. Он им не завидовал, зная, что еще много лет уцелевшие жители Котика будут хоронить своих мертвецов.
Несколько дней армия шла, не встречая сопротивления. Там и сям обнаруживались уцелевшие, скрывавшиеся в пещерах и лесах. Почти все они утратили рассудок. Некоторые закапывались в груды трупов, чтобы избежать смертоносного внимания друкаев. Вырезая целые деревни, друкаи кровопролитной бурей прокатывались по лесам и полям.
Это казалось бессмысленным даже с учетом жестокости каинитов — убийство ради убийства.
Шли дни, и становилось ясно, что друкаи оставили Котик. Чем дальше на север, тем больше было беженцев. Они возвращались с гор сперва десятками, потом сотнями. Силы Каледора соединились с армиями Финудела и Тириола, приведшими с собой еще три тысячи эльфов, избежавших резни.
— Их отозвали в Нагарит, — сказал Тириол. — Для какой цели, мне неизвестно.
— Зачем они устроили такую бойню? — спросила Атиель.
— Ярость, — ответил Тириол. — Каиниты рвали и метали в слепой ярости. Наверное, разозлились, что их отзывают в Нагарит. Зная, что приходится уходить, старались перед уходом перебить как можно больше народу.
Мрачные новости не прекращались. Армии пришли в Анираин, столицу, и нашли одну только ее обгорелую оболочку. Стены были обрушены, все дома снесены почти до основания. Груды тел в каждом доме и каждой лавке, в каждой башне и в каждом дворце свидетельствовали, что тут случилось: запертые каинитами, более десяти тысяч эльфов сгорели заживо, когда город был предан пожару. Здесь стояла такая вонь от горелого мяса, что армия была вынуждена отойти. Роты поредели, когда обезумевшие эльфы бросились к своим домам.
Настроение у Каледора соответствовало тому, что он видел. Восемь дней назад он нашел в себе искорку оптимизма, семечко надежды, из которого можно было вырастить победу. Такие мысли уже больше не приходили ему на ум, когда он видел солдат, обернувших лицо тряпками и выносящих мертвецов из развалин, — казалось, что эта работа на целый век.
Злость он растратил. В нем не было гнева против тех, кто совершил эту бойню, — слишком она была огромна, чтобы ее воспринять, слишком темно это зло, чтобы его рассмотреть. Каледор оставил армию и с Маэдретниром полетел в горы. Там он нашел тихое горное озеро и сел на его берегу, глядя на свое отражение.
