Разгадка, на наш взгляд, вполне убедительная, вопроса об авторстве трактата была предложена польским историком Е. Охманьским
[32]. На основании комплекса признаков, характеризующих автора (национальность, вероисповедание, социальное и имущественное положение, непосредственное знакомство с описанными в трактате народами, пребывание в Крыму во время татарского похода в направлении Венгрии), а также сведений других источников, в том числе русских посольских книг
[33], он убедительно доказал, что автором мог быть только Венцеслав (Венцлав, Вацлав) Миколаевич, живший около 1490-1560 гг., литовец по национальности, католик по вероисповеданию, латинский секретарь великокняжеской канцелярии в 1534-1542, 1547-1555 гг., в 40-е годы — староста скирстомойнский и росиенский
[34]. Он был единственным католиком среди послов в Крым, который в 1543 г. мог наблюдать сборы в поход на Венгрию. Член литовского посольства к младенцу Ивану IV в 1536 г. и к первому царю России в 1556 г., Венцеслав Миколаевич сохранил сильное впечатление от служб в Успенском соборе. По переговорам в Москве в 1536 г. он мог знать не только о сооружении русской стороной крепостей Себежа, Заволочья и Велижа на землях ВКЛ, но и об отказе своего посольства от притязаний на Велиж и ограничении требований лишь разрушением Себежа и Заволочья. Венцеслав Миколаевич — один из наиболее просвещенных людей своего времени, патриот, скрыл свое имя, опасаясь нападок затронутых его критикой магнатов и священников. Его же владения располагались в Гедетанах, из потверждения купли на которые в 1528 г. выяснились имена его отца и деда — Миколай и Ян. На конференции в Сухуми в 1975 г. выводы Охманьского были оспорены Ю. М. Юргинисом, полагавшим, что реформацией мог быть затронут и православный, носивший, впрочем, литуанизированное имя Микайла (по аналогии с Ягайлой, Скиргайлой и т. д.)
[35]. Однако в последующей литературе точка зрения Е. Охманьского об авторе трактата получила признание
[36]. Е. Охманьскому удалось исследовать и социальный и имущественный статус Михалона, объясняющий идейные позиции последнего.
Изучение вопроса об авторстве трактата продолжил М. Рочка, известный литовский филолог. Он исследовал этот вопрос в тесной связи с художественными особенностями, стилем произведения, а также в контексте современной литовской истории на фоне явлений культуры с широким привлечением польских, литовских, русских источников и литературы. Рочка указал, что художественный образ автора, созданный в этом произведении, может отличаться от подлинного. Много внимания исследователь уделил имени автора.
В историографии оно употреблялось в самых различных формах — Mykolas, Mykalojus, Mikaiunas — на литовском языке, Michal-Michalon — на польском, Михаиле, Михаиле — на русском, Michalo — на латыни. Разнобой в написании имени вносил известную путаницу в понимание вопроса об авторе трактата. Рочка вернулся к тем формам, которые представлены в самом издании 1615 г., и сопоставил их с современными — в литовском, польском, а также в латинском языках. В тексте трактата имя автора встречается в родительном падеже (в конце книги, в ее названии и в надписи над текстом) в форме Michalonis. В именительном падеже имя Michalo названо Грассером в конце первого фрагмента, во введении к труду Ласицкого «О богах Жемайтии» и во вступлении к конволюту, напечатанном Кенигом
[37]. Казалось бы, такая форма должна была соответствовать распространенной в Литве форме этого имени в латинской транскрипции
[38]. Однако в XVI в. в латинских памятниках Литвы такой формы не встречается. В XV же столетии в латинских рукописях написание Michalo употреблялось как неформализованная фамилия. На этом основании Рочка сделал вывод, что Michalo-Michalonis в трактате обозначает не имя, а фамилию.
Родительный падеж этого имени выдает распространение в Литве польского обычая склонять имя Михало по латинскому образцу. Европейская ренессансная мода латинизировать или грецизировать имена и фамилии проникла в середине XVI в. и в Литву (Mossuidius, Rapagelaniis, Culviensis). He чужд был ей и автор трактата, который охотно заменил Саковичей и Сунгайловичей латинизированными родовыми именами Sacones et Sungailones (от Saka, Sungaila), а короля именовал Wladfe-lavum... Jagelonem. В этом он ничем не отличался от своих современников. Так, у П. Роизия в его латиноязычном обращении к Николаю Радзивиллу встречаем: ad Nicolaum Radivilonem, а в литовской литературе на латинском языке: Lizdeico-Lizdeiconis, Vaidilo-Vaidilonis
[39].
Окончание-о в имени Michalo не свойственно литовсому языку, в котором обычно окончание -а. Рочка объясняет появление окончания-о двумя обстоятельствами, с одной стороны влиянием польского языка, в котором короткое литовское -а. превращается в-о, с другой — диалектными особенностями: в окрестностях Вильнюса слова с окончанием -а в именительном падеже произносились с более или менее отчетливым оттенком «о». К Вильнюсскому региону, а именно к Майшягале ведет и другой факт: в XVI в. здесь были распространены отчества с окончанием -onis,-anis и соответствующие прозвища-фамилии. При этом, как и в трактате, латинскому родительному падежу соответствует литовский именительный. Автор трактата пренебрег падежными различиями и в списке литовских слов и соответствующих им латинских синонимов. Так, для именительного падежа литовского слова «ночь» (naktis) латинский синоним приведен не в именительном падеже (nox), а в родительном (noctis). То же и в случае со словом «внук» (nepotis вместо nepos). Весьма вероятно, что автор, желая носить модную латиноязычную фамилию, имел в виду литовское отчество-фамилию — Mikalonis. Аналогичные предположения уже высказывались в литературе, и имя Michalo производилось от литовских отчеств Mikaliunas, Mikalionis, Mikalonis
[40]. Последнее наиболее близко по звучанию к латинскому Michalonis, тем более если учесть, что при написании корневой части этого имени в Литве XVI в. еще сохранялось ch
[41]. По мнению Рочки, отчество-фамилия Mikalonis могла быть производным не только от Mykolas, но и от Mykalojas, от имени Nikolai, Nikolaus, также проникшем в Литву после крещения. Имена Michael-Nicolaus не только в разговорной речи, но и в рукописях смешивались. Автор трактата различает формы: Michalo-Michaloni от имени Михаил (Michael-Michaelis). Так, Михаила Львовича Глинского он именовал Michael-Michaelis.
