В духе 80-х гг. звучали и упреки в адрес католической церкви в трактате Михалона Литвина
[76]. Развивая критику А. Рапалениса и А. Кульветиса в адрес иерархов католической церкви и культа святых
[77] (в особенности ясна преемственность идей Михалона от Кульветиса), Литвин бичует разгульную жизнь священников, якобы придерживавшихся целибата. «Как трутни поедают пчелиный мед, так они — труд народа, пируют и роскошно одеваются». Они стремятся к доходам и власти, а самые церкви «сдают мирянам, купцам, сводникам, продают», так что многие церкви никогда не видели своих «пастырей». Михалон выступает и против роскоши католических храмов. По сравнению со своим предшественником Кульветисом Михалон более эмпиричен, сочинения Кульветиса отличались большей юридической точностью. Оба они применяли похожую терминологию
[78] и ссылались на одни и те же нормы римского права
[79]. В сравнении же с Воланом Михалон не столь резок в своих оценках и характеристиках. Позиция Литвина с требованием равенства людей в церкви ближе скорее взглядам Мажвидаса, осуждающего несправедливость отстранения народа от святынь, которых не может быть лишен ни один человек
[80]. Большую созвучность взглядов Михалона лютеранству, нежели кальвинизму, Рочка объяснял недостаточным распространением идей Кальвина в Литве этого времени
[81]. Магнаты (Радзивиллы, Ходкевичи, Кезгайлы) тогда еще не порывали с католичеством и, склоняясь к лютеранству, не имели собственной отдельной церкви. Михалон, оставаясь послушным церкви и священникам, «которым мы должны подчиняться», был достаточно умерен в своей критике католичества и не испытал гонений, как С. Рапаленис, А. Кульветис и др.
[82] В целом критика католической церкви в трактате Литвина, по мнению Забулиса, укладывается в рамки ранней литовской реформации весьма умеренного толка
[83].
В критике Михалоном католицизма обращает на себя внимание одна особенность: в соответствии с риторической антитезой, положенной в основу композиции всего сочинения, для большей эффективности обличении христианского духовенства автор использует сравнение с религиозной жизнью татар. Он не жалеет похвал для мусульманских священников, которые «проповедуют свою религию с неутомимым рвением», «свято чтут правосудие», которые «не жадны, не тщеславны», но «кроткие, смирные, прилежные в своей службе». Татары у Литвина оказываются хранителями старых добрых обычаев. Именно мусульмане следуют канонам Библии, забыли же о них плохие христиане и высшее католическое духовенство.
Тем не менее близость сочинения Литвина реформационным настроениям 80-х гг. и могла привлечь внимание к трактату литовских кальвинистов, в том числе Я. Ласицкого. Последний дружил с А. Воланом, секретарем Радзивилла Рыжего. При посредничестве Волана Ласицкий мог получить рукопись из архива Радзивиллов. Во время путешествий по Европе — а Ласицкий был учителем в домах польских и литовских магнатов и много ездил со своими воспитанниками — он искал издателей для своих рукописей. Не порвались и его связи с новым владельцем типографии П. Перны — К. Вальдкирхом, который в 90-е гг. XVI в. и в начале XVII в. по-прежнему издавал книги литовских кальвинистов, иногда посвящая их Радзивиллам (1594, 1603 гг.)
[84].
Переписка Ласицкого с его базельскими друзьями в 1580 г.
[85] показывает, что Ласицкого волновали вопросы отношений Речи Посполитой с турками, татарами и русскими. Он посылал в Базель книги на эту тему, да и сам печатал подобные сочинения в заграничных типографиях, делая акцент на религиозных вопросах
[86]. С точки зрения Ласицкого, западному читателю, проявлявшему стойкий интерес к странам Восточной Европы, мог быть полезен и взгляд Михалона на проблему взаимоотношений государств этого региона и их религиозную жизнь.
Таким образом, М. Рочка проследил один из вариантов возможного проникновения рукописи Михалона Литвина в Базель. Однако он не исключает другого — вероятного содействия в передаче рукописи П. Перне слуцкого князя Александра (умер. ок. 1591-1593). Его отец Юрий (умер в 1578) покровительствовал знаменитому историку Матвею Стрыйковскому. Традиции меценатства унаследовал и его сын, около 1580 г. путешествовавший и учившийся в Центральной Европе
[87]. Т. Цвингер, с которым переписывался и которому посылал книги Я. Ласицкий, посвятил Александру свое издание «Этики» и «Политики» Аристотеля. Цвингер восхвалял самого слуцкого князя и всю его семью, тесно связанную с Радзивиллами
[88]. Александру посвятил свое сочинение «О воспитании князя» и И. Штурм
[89], Связи Пронских с Радзивиллами, возможными инициаторами создания трактата, дали Рочке основание предположить, что слуцкий князь Александр мог выступать посредником и в передаче рукописи в Базель Перне
[90].
