За время написания книги я иногда рассказывал эту историю на своих выступлениях и каждый раз думал: сколько из присутствующих в зале преподавателей будут готовы сделать так же? Сколько из них признают, что тоже могут ошибаться – да еще и на глазах у целого класса? «Да что же я такой лузер», – вдруг произносит учитель информатики Владимир Погодин на глазах у целого класса – и меня, как невольного свидетеля. Следующий урок, на который я приду, обернется терапией. Причем и для ученика, и для педагога одновременно.
А в пересказе все увиденное мной напоминает киносценарий.
11:50
Урок информатики Как победить чувство вины
Место действия – класс информатики. Десятиклассник Макар, склонившись над компьютером, возмущается бессмысленностью заданий из контрольной работы. Преподаватель Владимир Погодин – как ни странно – целиком на его стороне. Как будто одновременно изображая и плохого, и хорошего полицейского, учитель объясняет ученику, почему тестовые задания все-таки нужны.
– Честно скажу: тесты – не самое полезное, чем мы можем заниматься в жизни.
– Макар, эти тесты призваны закрыть жуткие огрехи в программе 6-го класса, допущенные людьми, которых мы никогда в жизни не видели.
– Я пытался оправдать тесты, и у меня не получилось.
– А я попытаюсь. Как учитель, я хочу, чтобы вы усвоили базовые математические операции. Потому что однажды вам начнут предъявлять претензии в духе «что же вы в этом ничего не рубите?». А мне хочется, чтобы вы рубили. И вот эта чепуха – средство, которое поможет вам этого добиться. Давайте решим ее устно.
– Эту задачу?
– Конечно. Они все решаются устно, в этом вся суть.
– Наверняка. Но посчитать же все нужно?
– Зачем? Давайте посчитаем устно. Я точно знаю: важны не ответы, а способы, с помощью которых мы к ним приходим. Если мы все решили правильно, но при этом одинаковым образом, то чего мы добились? Вот если мы нашли другой путь, тогда это открытие.
Ученик и преподаватель начинают решать тест вместе. Процесс идет с трудом. Макар сомневается – главным образом, в себе.
– Шестнадцать – это какая степень двойки?
– Четвертая.
– Отлично! Два в третьей на два в восьмой на тысячу. Устно! Что получается? Два в одиннадцатой на тысячу, отлично! А теперь переводим биты в килобайты. На что нужно поделить?
Макар обхватывает голову руками и признается, что чувствует себя плохо оттого, что ничего не понимает и делает столько ошибок.
– Вы же не стали хуже оттого, что не знаете степени двойки. Просто вы испытываете из-за этого чувство вины, которое вам внедрили другие. Так вот: ваш учитель говорит – срочно перестаньте его испытывать! Что там у нас? Восьмибитная кодировка. Нормальные люди говорят «однобайтовая», но эти мерзавцы хотят вас запутать…
В конце концов задача решена. Макар выходит за дверь. Уставший, но довольный.
«Хороший мальчишка, хотя его и считают нарушителем дисциплины, – говорит Погодин, провожая взглядом ученика. – На химии вылил кому-то на волосы краску, после чего сам уладил со всеми конфликт. А потом пришли взрослые и все испортили. Как всегда».
Первое, что замечаешь в этом преподавателе: азарт и горящие глаза, с которыми Погодин общается с детьми. «Слушайте, ну программа ведь всегда одинаковая, неужели вам не надоедает преподавать одни и те же тесты?» – напрямую спрашиваю я. «Тесты одинаковые, зато дети разные. С кем-то можно вот так поговорить, с кем-то нужно общаться последовательно и обстоятельно, иначе влезешь в личные границы человека, – говорит в ответ Погодин. – А кого-то нужно вообще оставить в покое. Эти задачи – просто повод, и дети это постепенно понимают.
На точных науках люди часто думают, что ответом они чего-то добиваются, а в реальности конечная цифра не имеет никакого значения.
Важно, какой ты в этот момент – и что ты выбрал для того, чтобы решить так или иначе. Как ты дошел, а не к чему ты пришел. Потому что ответ запрограммирован, но всегда можно найти разные способы решения. Зайти через другой вход и даже внутри самой скучной вещи на свете обеспечить себе выбор. Но дети пока не понимают ценности этого выбора. Одна девочка, которой важен результат, сегодня расплакалась, когда мы с ней об этом говорили».
Как одна мелочь – слово, запах, звук – может вызвать в памяти целую киноленту воспоминаний, так и во время рассказа Погодина я вздрагиваю от уже испытанных когда-то ощущений. Последний год школы, когда от тебя все ждут определенного результата. И если ты его не достигнешь, то в лучшем случае на тебе будет клеймо неудачника, не сдавшего вступительные экзамены или ЕГЭ. В худшем – ты не будешь знать, как справиться с этим давлением. «Эта девочка предъявляет к себе завышенные требования, а в восьмом классе они в школе и так непомерно высокие, – говорит Погодин. – Но я же не могу при всех задать ей вопрос: «Кто предъявил вам эти требования?» Я знаю ответ, но нужно, чтобы она сама к нему пришла. Все это сделали с ребенком мама и папа. И теперь их дочка мечется в замкнутом круге, потому что не может соответствовать ожидаемому от нее уровню. Когда эта девочка заплакала, ее одноклассники замолчали и погрузились в тест, а мы с ней за 15 минут что-то успели проговорить. Она очень-очень хочет успеха. И когда у нее что-то не получается, она начинает себя казнить. В итоге она ошибается еще больше – и еще больше себя казнит. Спасать ее нужно сейчас, до выпускного класса». Я оставляю себе еще одну заметку на полях: хороший учитель – не только актер, но и психолог. В этом я убеждаюсь за следующие несколько минут разговора.
Однажды во время приватного разговора бывший декан факультета журналистики в Санкт-Петербургском университете тихим голосом рассказал мне, как его уже много лет мучает один эпизод. Когда первокурсник Леонид Парфенов поднял руку на его лекции и поправил его – преподавателя! – на глазах у всего курса. Декан и сам понял, что перепутал дату, но, оглядев аудиторию, решил, что не может позволить себе ошибиться. Огрызнувшись в ответ, учитель обвинил в неправоте своего студента. Десятилетия спустя эта история продолжала неприятно скрести декана где-то глубоко внутри – и вроде бы уже сделать ничего нельзя, а все равно хочется запрыгнуть в машину времени и усмирить собственную гордыню. «Пьедестал, на который мы, учителя, себя возводим, нам же очень сильно мешает жить, – говорит Погодин. – Мало того, он мешает нашим ученикам ощущать, что они живут. А убрать его очень трудно. Потому что для этого нужно работать с собой».
Впрочем, даже достигнув уровня осознанности успешного гуру йоги, Погодин признается: да, иногда дети в классе все равно его раздражают. Да, иногда – как и каждому учителю в каждом школьном классе мира – ему хочется попросить детей «закрыть дверь с той стороны». Разница – в осознании. За долю секунды до того, как ты это произнесешь, существует момент выбора собственной реакции. «Дети всегда тебя тестируют, – говорит Погодин. – Иногда они ведут себя недопустимо. Тогда у меня периодически случаются срывы, и я начинаю делать замечания. Дети потом «стряхивают» их с себя достаточно быстро, их ведь регулярно поучают взрослые. А я себя потом долго казню, потому что проблема не в них, а во мне. Чувство раздражения всегда означает, что ты ставишь себя выше обстоятельств и окружающих людей. Что ты достоин большего, а тебе дают вот это. Важно понимать: ты всегда получаешь то, что заслужил».
