Подростки дают советы взрослым
Проведите этот эксперимент, потому что – я уверен – вы поразитесь не меньше меня. Как только сидящий перед вами подросток увидит, что вам действительно интересно, вдруг откроется потайная дверь. Внезапно он поменяется в голосе и с нарастающей уверенностью начнет говорить о нелогичностях в системе образования, которые уже не замечаем мы, взрослые. Разбирая записи наших разговоров, я пойму, что монологи детей фактически не придется редактировать. Вот что такое настоящий диалог на равных, из которого вы, скорее всего, унесете куда больше, чем они.
«Я всегда мог красиво себя подать, и не более того, – говорит мне десятиклассник Матвей. – И хотя я прекрасно это понимал, до недавнего времени не было стены, о которую я бы ударился. Не было ничего, про что я мог сказать: «Для меня это сложно». Даже в школе я практически не появлялся: сдавал контрольные и уходил. На первом уроке литературы у Анастасии Николаевны Серазетдиновой я написал сочинение с огромным количеством деепричастных оборотов, красивых эпитетов и отсылок. И все это она разнесла. Мне сказали, что в этой работе «нет меня и нет смысла». Я был потрясен. Внезапно стало понятно, что мои предыдущие уловки больше не прокатывают и мне придется расти».
Я спрашиваю у подростков, что их по-настоящему раздражало за десять лет учебы в разных школах.
«Абсолютное непонимание со стороны учителей, – почти не задумываясь, говорит десятиклассница Катя и, опережая мой вопрос, продолжает: – Я не про учебу, а про отношение к личным проблемам. Школа как институт не настроена на личностный рост. Учителей не касается твоя жизнь, она им просто неинтересна. Для какого учителя будет аргументом то, что тебе «морально плохо»? В таких случаях преподаватель обычно просто уходит от темы, ведь у него нет времени на личные разговоры».
«Мне очень не нравились две вещи, – говорит Филипп. – Первая – учителя вообще не понимали, какие мы. Они просто паковали и выпускали классы, как на заводе. А второй огромный минус – то, что можно было «проскочить», не сдав огромное количество предметов. Хорошо списал? Вперед, в добрый путь. У учителя больше не возникнет к тебе вопросов».
С каждой минутой наш разговор становится интенсивнее – словно мы вместе пережили очень важный опыт, но только сейчас, цепляясь за истории друг друга, начинаем восстанавливать его в памяти. «В школах видно, что у учителей нет мотивации стараться для детей, – говорит Соня. – Одна учительница нам так и сказала: «Я пошла работать преподавателем 20 лет назад, потому что школа была во дворе моего дома. А потом уже не смогла уйти». Матвей выносит вердикт: «Учитель, который не может сказать, что быть учителем круто, – это не учитель».
«Думаю, у каждого был момент, когда ты закончил контрольную раньше времени и захотелось почитать или порисовать, – говорит Филипп. – Однажды я сдал работу по физике и начал читать под партой «Северный марш» Андрея Белого. В какой-то момент я моргнул… а книги в моих руках больше не было. Встретившись взглядом с учительницей, я услышал: «Ты сейчас идешь к директору». Из-за книги, которую я читал. У нас была долгая беседа, причем у преподавателей не было никаких аргументов – они просто говорили, что наш класс расформируют. Можно ли вот так запрещать стремления человека?»
Через пятнадцать минут я, почти утонув в мягком кресле, понимаю, что могу молчать и не мешать монологам школьников.
«Мне кажется странным, что учителя в школе позволяют себе доводить до слез учеников. Ведь мы такие же люди, как они, просто младше, – говорит Катя. – Они могут заставить нас чувствовать себя некомфортно или вызвать родителей из-за какой-то ерунды. Меня однажды вызвали к директору за то, что я пришла в школу без пиджака».
«На моих глазах сверстников начинали обвинять по совершенно дурацким причинам, – говорит Варя. – Но, даже ругая за серьезные проступки, учителя делали это в совершенно непотребной форме. Ведь ученик не может дать тебе отпор. Нам не говорят «Развивайся в эту сторону», нам говорят «Ты во всем виноват».
«Я часто слышала фразу: «Старших надо уважать», – говорит Варя. – Но я думаю, что человека нужно уважать не за то, сколько он прожил, а за то, кем он является. Уважение зависит от поступков».
«Преподаватели очень много уделяют внимания тому, что может произойти, – но этого не происходит. Учительница по русскому клялась, что я никогда не сдам русский больше чем на пять баллов. Знаете, на сколько я его сдала? На тридцать шесть. Недавно я встретила ту учительницу на улице, и она сказала мне: «Молодец, я всегда в тебя верила».
«Я никогда не слышал от преподавателей фразу: «Ты не один, мы решим это вместе». При общении с учителем всегда возникает чувство, что это его школа, его класс и он сам решает все».
«Мне часто говорили: «Если у тебя не будет высшего образования, ты будешь никем». Но я знаю, что если не поступлю, то сначала поработаю официанткой, а потом все равно стану учителем. Для меня важно, чтобы дети в сложных реалиях все равно учились с удовольствием. Я очень хочу… чтобы не было такого, как со мной».
«Да, в нынешней школе очень мало уважения к детям, и это взаимно. Подростки, как и все люди, не могут нормально относиться к тем, кто не уважает их».
«У нас в прошлой школе была девочка, которая пришла на урок со значком ЛГБТ и нашивками. После этого у нее начались жуткие разборки с директрисой. Ту девочку довели до слез и обвинили в пропаганде гомосексуализма. Потом это дошло до ее одноклассников, и в итоге девушку затравили».
«А можно точку зрения бывшего хулигана? – внезапно спрашивает меня Филипп. – У нас в классе был парень, который ни с кем не мог найти общего языка. Я мог бы ему помочь, но в школе уже сложилась хулиганская атмосфера, а я не захотел выходить из толпы. И я этого парня бил. Довел до того, что он однажды заперся в туалете, а учительнице пришлось пойти за ножиком, чтобы вскрыть дверь. Сейчас, оглядываясь на свои поступки, я не понимаю, почему учителя просто не сказали мне, что выделяться из толпы и иметь свое мнение – это нормально. Учитель должен всегда замечать, что в его ученике происходит внутренний конфликт. Если это вовремя заметить, то потом можно избежать многих внешних конфликтов».
Мы расходимся, перебивая друг друга и договариваясь на новые встречи. «Я бы так хоть каждый день разговаривала», – признается Варя, и я стараюсь не выглядеть слишком радостным. «Вообще мне кажется, что никогда не будет довольных школой, – говорит мне перед уходом Филипп. – Я думаю, что новое поколение будет говорить то же самое про нас. Только в другом контексте».
В коридоре второго этажа пятиклассники с хохотом пытаются обыграть друг друга в настольный футбол. Даже к вечеру здесь все еще жутко громко и почти запредельно близко. Когда в России стали появляться школы, больше похожие на штаб-квартиру Google, чем на классическое учебное заведение, стали появляться и вопросы: это и есть будущее образования? Или, скорее, образовательный эксперимент – как и попытка уйти от классно-урочной системы? И главный вопрос: к чему это все приведет?
