И тут происходит самое интересное. Едва мы начинаем обсуждать мой любимый вопрос «для чего нам сейчас нужна школа?», как Сергей произносит монолог, который меньше всего ожидаешь от него услышать. «Я был детсадовским ребенком и до сих пор храню теплые воспоминания о том, как мы, дети, там жили, – говорит Волков. – Мне настолько сильно хотелось пойти в школу, что я начал спрашивать о ней родителей, когда мне не было еще и пяти. Именно в школе я понял, что буду учителем. Я поступил в МГУ без репетиторов при огромном конкурсе. И всю жизнь был уверен, что человек должен пройти школу, потому что она даст ему то, что дала мне. Но вот мой младший сын пошел в первый класс и сразу после начала учебы сказал: «Спасибо большое, было очень интересно. Но мне, пожалуй, хватит». Он вообще не понимал, почему нужно снова туда идти. Ведь ничего из того, чем ему хотелось заниматься в жизни – вроде ремонта автомобилей, – в школе не преподавалось. У нас с ним была долгая, изнурительная и бесплодная борьба. По пути в школу ребенка тошнило в метро, он плакал, расковыривал каждую болячку, чтобы сидеть по две недели дома. Когда у ребенка появился невроз, директор его школы сказал, чтобы я перестал мучить своего сына – пусть сдает контрольные и учится дома. И ребенок всю «началку» занимался с мамой. Примерно в это время я стал замечать обсуждение какой-то ахинеи на родительских собраниях и читать истории о том, как люди двигаются в жизни своими траекториями… без школы. И я поменял свою точку зрения. Теперь мне кажется, что человек важнее школы. Учебное заведение может помочь найти сферу интересов, которые тебе нужны. Может помочь разобраться в себе и предоставить среду для реализации каких-то идей. Но знания гораздо эффективнее набираются дистанционно, с помощью отдельных преподавателей. Я знаю истории, когда люди значительно быстрее двигаются внутри школьной программы, учась дома. Больше того: сейчас я понимаю, что школа во многом человека тормозит. Хотя для значительной части людей это по-прежнему благо, ведь это – бесплатный доступ к целому кругу значимых для тебя людей. Помню, когда я был подростком, я делился личным не с родителями, а с учителями. Получается, что сейчас не человек должен бороться за школу, а школа за человека. Для моего времени эта мысль была невозможной. Не так уж много времени прошло, а вся парадигма сдвинулась: теперь человек важнее институций».
Вместе с правилом «горящих людей» тесно связана мысль, которая возникает на каждом уроке, после которого детям хочется вернуться в класс. Мысль, которую очень хорошо уловили датчане, попросив детей заполнять небольшие опросы в конце учебного года. Довольно быстро выяснилась простая истина: чем старше дети становятся, тем неинтереснее им учиться. «Есть прямая взаимосвязь между тем, насколько ребенку скучно учиться, и тем, сколько он знает», – сказал мне директор муниципальной датской школы Стеффан. Очень недооцененная вещь под названием «интерес» внезапно оказалась настолько важной, что за дело взялись датские политики. Разговаривая с местными учителями и директорами, я регулярно слышал фразу: «По закону, мы должны сделать школу интересной для детей». Это то, что подтверждается и учениками, и преподавателями. Да чего уж там, и нами самими. Внезапно во взрослом возрасте оказалось, что запоминать не так уж и сложно, если ты чем-то увлечен. В школе я с трудом зубрил стихи из трех абзацев, судорожно запоминая их ночью накануне урока. На то, чтобы выучить «Быть знаменитым некрасиво» Пастернака, мне недавно потребовалось получасовое путешествие в автобусе.
«Есть одна причина, по которой тебе не нужно идти преподавать: если ты не настроен слушать других, – говорит Волков. – Если люди тебе неинтересны, если ты в состоянии глобальной, а не ситуативной усталости – тебе нельзя преподавать. Потому что профессия учителя неразрывно связана с интересом к миру. Когда преподаешь, ты наилучшим способом рассказываешь себе то, что пытаешься понять сам. Ученики очень четко понимают, что в какой-то сфере у меня больше опыта, а в какой-то – у них. И мы, взаимно обогащая друг друга, движемся в одном направлении к чему-то, чего пока не знаем».
Волков сравнивает преподавание с герменевтическим кругом: когда люди видят один предмет, но каждый из своей точки. Нет людей, которые видят этот предмет одинаково. «Смысл моего преподавания не в том, чтобы сказать ученику: «Встань на мою точку, потому что я смотрю на предмет правильнее, чем ты», а чтобы научить людей расширять свою точку зрения за счет других, – говорит Сергей. – Тогда получается сотрудничество: мы не боремся точками зрения, а у нас есть возможность побывать во всех. И это учителям очень трудно принять – особенно тем, кто готовит детей к экзаменам. Но в хорошей школе ребенок расширяется за счет других взглядов. Ученик понимает, что его место законно и что педагог готов совершить непростое путешествие из своей точки зрения в его. Не надо преподавать, если ты не способен этого сделать».
Уходя из кабинета, я понимаю справедливость сравнения Волкова с фениксом. Этой метафорой поделился со мной один из коллег учителя: «Он рассыпается и сгорает каждый урок. А в конце занятия как будто собирает себя заново, и каждый раз это новый человек».
17:50
Аэротруба
Три старшеклассника в коридоре что-то сосредоточенно изучают в телефонах. Бросив взгляд на учеников, преподаватель физики Владимир Ларин прицельно задает одному из них вопрос: «Что изучаешь?»
Выясняется, что школьник изучает мемы. «А что ты знаешь про американскую гражданскую войну?» – спрашивает Ларин, и старшеклассник смущенно признается: «Ничего». «Так почитай», – говорит преподаватель, и на экране смартфона у школьника возникает «Википедия». «Когда мы обсуждаем вопрос «что делать с гаджетами», нужно сразу подумать над альтернативой: что вместо них предложить, – говорит мне Ларин, когда мы оставляем школьника наедине с историческими фактами. – И «Википедия», с ее огромным количеством перекрестных ссылок, в качестве такой альтернативы подходит идеально».
Во время очередной поездки по финским школам я узнал от одного преподавателя истории, что он перестал заставлять детей учить даты. Вместо этого он пробует вместе с ними осмыслять исторические события, потому что это куда важнее для их жизни. «По-настоящему имеют значение не знания, а способ обращения с ними, – говорит мне Ларин. – Мы с преподавателями иногда специально задаем друг другу простые вопросы, например: зачем нужен наш предмет в школе? Я могу сказать, зачем нужна физика. Вот ты прочитал в статье, что «дерево выросло на 48 сантиметров», – а как это возможно? Есть же ветки, листочки, явно чушь в тексте написана. Физики могло бы в школе и не быть, но умение делать выводы и понимать, что из прочитанного – всего лишь предположение, точно так же развивается и на других предметах. Забудешь ли ты после урока истории годы правления Петра I? Конечно. Но, осмысляя информацию, ты научишься выстраивать причинно-следственные связи и работать с неполной информацией. Это как с технологиями: бесполезно учить язык программирования. Как только ты окончишь институт, все уже будет по-другому. Но зато школа может научить тебя умению подхватывать и использовать новые вещи».
