Ларин приводит в пример химию. «В моей школе ее преподавали ужасно, но, если мне вдруг сейчас это потребуется, я могу открыть учебник и за пару месяцев подготовиться к ЕГЭ. Потому что в отличие от физической активности, где чем моложе твое тело, тем больше гибкости и способности выполнить упражнение, в образовании – чем ты старше, тем легче впитываются новые знания».
За наш разговор я услышу одну из самых любопытных метафор: общение с учителем – это как выполнение трюков в аэротрубе. Ты не задумываешься, зачем их делаешь, и только через некоторое время понимаешь, к чему тебя все это привело. «В моей идеальной школе должен быть интересен не предмет, а общение с учителем, – говорит Ларин. – Педагог должен показать тебе, что на пути к удовольствию нужно заставить себя пройти определенный путь, причем еще и найдя в этом кайф. Я сам люблю горные походы, но в моменте клянусь себе, что больше никогда не вернусь. И только через несколько месяцев приходит осознание, для чего это все было. Но дети таких вещей в моменте не понимают. И в этом причина существования школы. Если бы дети все знали заранее, она была бы не нужна».
На вопрос «Для чего сегодня нужен учитель?» Ларин отвечает не задумываясь: для создания мотивации. «Учителя в моей школе практически не использовали учебников. Весь процесс обучения шел на семинарах и лекциях. С точки зрения эффективности расходования времени это ужасно. Но общаться с педагогами было интересно, – рассказывает Владимир. – Мы все настолько обожали историю, что приходили в класс с температурой, а если ты пропустил урок, то считался неудачником. Упираясь в методики и концепции преподавания, мы, на мой взгляд, пытаемся решить неактуальную задачу. Что остается, когда знания устаревают? Вот это и есть образование. Хороший преподаватель должен быть человеком, с которым тебе захочется общаться. Все остальное приложится».
На одном из последних уроков Ларин запустил в ученика мокрой тряпкой – и то, что могло бы закончиться конфликтом в случае с другим преподавателем, вызвало у детей только хохот. «Для меня нормально подколоть ребенка на уроке, но это уровень доверия, который нужно вначале заработать, – говорит Ларин. – Если учитель – фанат своего предмета, не важно, будет ли он им заинтересовывать или впихивать знания. Главное, что он сможет провести ребенка к получению удовольствия от результата, а жизнь преподавателя не будет ограничена уроком. Именно поэтому я выкладываю в «Фейсбук» фотографии своих горных походов или прыжков с парашютом. Априорно дети не видят в учителях ничего, за что можно зацепиться, и потому их не уважают. Детское отношение строится на личности, и эта личность должна быть им интересной. Для меня показатель, когда дети спрашивают мнение учителя о происходящих в мире событиях или о том, стоит ли поступать в вуз, который окончил сам педагог. Преподаватель должен научить детей выбирать и дать им более глубокое представление о том, что происходит в жизни. Предмет тут ни при чем. Отношения – вот что имеет значение».
18:05
Театральный зал Эквалайзер
В темном зале Юрий Подкопаев и психолог Екатерина Орлова делят детей на группы. «Те, кто считает, что в школе важнее всего индивидуальность, – двигайтесь вправо. Те, кто выступает за сообщество, – влево». Несколько секунд подростки в нерешительности что-то обсуждают, а затем расходятся по разным сторонам от условной линии. То, что происходит на моих глазах, называется «эквалайзер». Примерно так же, как мы настраиваем звук, авторы эксперимента хотят настроить общее звучание группы старшеклассников.
Преподаватели зачитывают следующий вопрос: «Что такое «образование» для меня? Каким оно должно быть в старшей школе?» «Когда я думаю о том, с чем остался учитель в цифровой век, меня успокаивает одна мысль, – говорит мне Подкопаев, пока дети продолжают отвечать на вопросы и двигаться по невидимой шкале. – Сто лет назад информации в большом количестве не было, но многие школьные предметы – вроде той же математики – с тех пор почти не изменились. Весь интернет завален картинками теоремы Менелая. Но ни тогда, ни сейчас у школьников не возникает мыслей ею заинтересоваться. Ты когда-нибудь гуглил, что это?» Я не гуглил. «Вот. И ученикам это в голову не придет, – объясняет Юрий. – Теорема Менелая может «выстрелить» только благодаря целенаправленным усилиям человека, который видит в ней смысл и понимает, зачем он ее дает. Если заряженный энтузиазмом преподаватель озадачит других людей, информация «заиграет» и есть шанс, что дети ею заинтересуются. Тогда на этом материале преподаватель может обучить жизненно важным вещам: логике действий, абстрактному мышлению, базовым компетенциям. Развить уверенность в том, что проблему можно решить разными способами, а сказанное вслух всегда нужно обосновать. И без учителя этот щелчок не происходит – ни сто лет назад, ни сейчас».
Этим щелчком, а не желанием сэкономить время Подкопаев объясняет успех курсов вроде «Биоинженерия за 10 часов». «Сразу после таких занятий люди забудут всю полученную ими информацию, – говорит Юрий. – Но зато ты попадаешь в среду, где все живут одним делом, и тогда возникает ощущение причастности к чему-то монументальному. Ты даже не всегда понимаешь, что происходит, – просто чувствуешь, что с этой группой людей можно двигаться вперед. Представь: берем пять тел Платона. Изучаем вершины, грани, ребра. И вдруг оказывается, что все тела подчинены определенным закономерностям. Мы вместе начинаем анализировать и выводим формулу Архимеда. Казалось бы, только что перед нами были совершенно разные объекты, а тут мы увидели в них нечто общее. И если учитель мудрый, он остановится и скажет: «Смотрите, что вы сейчас сделали. Вы, по сути, заново открыли теорему». Математика была просто материалом, с помощью которого это произошло, а учитель – проводником. Но педагог, который просто объяснит детям, что такое правильный многогранник и формула Архимеда, теперь действительно не нужен. Его функцию может заменить электронная доска, менеджер или робот».
Самое интересное начинается, когда пытаешься найти ответ на очевидный вопрос: о каких преподавательских приемах можно говорить, когда у тебя шесть уроков подряд по тридцать человек в классе? Обычно учителя в ответ на этот вопрос разражаются шекспировскими монологами, и наш разговор с Подкопаевым – не исключение. «Желание что-то находить и экспериментировать преподаватели теряют по естественным причинам. Учителей бесконечно проверяют, они должны все время показывать результат. А экспериментальные действия не всегда приводят к задуманному, – говорит Подкопаев. – Большинство сегодняшних консерваторов в первые годы работы вели интересные кружки или придумывали заново план урока, но потом столкнулись с полным отсутствием поддержки. Их работу оценивали по высоким отметкам учеников и успехам школьников на олимпиадах. И дальше учителя шли по накатанным рельсам. Почему в девяностые годы ученым было трудно писать бизнес-планы и доказывать свою необходимость? Потому что им было непонятно, зачем убеждать людей в том, что они занимаются интересными вещами. То же самое происходит с учителями в спецшколах: их искренне удивляет, как можно не интересоваться квадратными уравнениями. Если востребована стабильность, то о каких экспериментах может идти речь?»
