«Слушайте, а что это за таинственный «урок по запросу» вы упомянули вначале?» – спрашиваю я. В ответ Романов открывает ноутбук и показывает мне таблицу с заполненными графами. Что делать, если некоторые ученики в твоем классе опережают программу? Для таких Романов придумал индивидуальный маршрут, напоминающий компьютерную игру, причем этот маршрут никак школьной программе не противоречит. После каждой темы старшеклассники получают чек-лист со всеми знаниями и навыками, которыми должны теперь обладать. Например, «уметь различать виды правонарушений» или «знать о юридической ответственности». Дальше у каждого есть два пути. Стандартный трек – для тех, кому комфортно проходить все шаг за шагом. Или альтернативный: углубиться в тему самостоятельно с помощью предложенных учителем материалов, потом сдать контрольную работу и «открыть» для себя новый уровень с бонусами. Романов называет такой следующий этап «Любой каприз» – намек на то, что любой учебный каприз школьника будет исполнен. Из 46 человек в параллели 17 девятиклассников решили, что стандартная программа слишком скучна, и решили попробовать индивидуальный маршрут. У двоих получилось хорошо сдать контрольную. Им повезло услышать о Кафке и законах.
Последняя дополнительная опция, которая появляется в индивидуальном маршруте, – договориться о том, чтобы сдать все заранее и официально «прогуливать» уроки истории ради подготовки к другому предмету. Но здесь Романов предложил детям решать с ним все индивидуально.
Еще в 1998 году шведская учительница Софи доказала, что возможность детей управлять хоть чем-то в учебном процессе в несколько раз повышает их уровень мотивации. Она предложила школьникам распоряжаться временем на уроках по своему усмотрению. Каждые дополнительные пятнадцать минут, потраченные на изучение темы, приравнивались к одному баллу. Сдавая все контрольные вовремя, ученик мог «расплатиться» этими баллами за свое отсутствие на уроке. Так, некоторые школьники приходили на занятия в одиннадцать утра, а уходили из школы в пять вечера. При этом никак не портя себе аттестат. Несколько лет спустя эксперимент Софи привел к созданию сети частных школ «Kunnskapskolan», где все обучение делится на 45 индивидуальных шагов. «Мы долго пытались понять, как быть с теми детьми в классе, кто хочет изучать предмет углубленно, – говорит Романов. – Неудачно поэкспериментировали с дополнительными занятиями после уроков. Из-за внушительной нагрузки в течение дня школьникам было тяжело воспринимать что-то новое. По идее, восьми часов в день разумному человеку хватит на то, чтобы осилить школьную программу. А если нет, значит, что-то неправильно в самой программе и нужно искать резервы. Этот индивидуальный маршрут – попытка найти такие резервы».
«Главный вопрос, который перед уроком нужно ставить каждому преподавателю: какую связанную с уроком проблему мы хотим решить? – продолжает Романов. – Какова конечная цель? Как далеко мы сможем пойти? Возьмем экологию. Школьная программа по этой теме слишком отвлеченная и плохо мотивирует. Поэтому я, учитель, рассказываю детям о количестве мусора, которое каждый из нас производит в течение года. О том, как в городе растут горы свалок. Получается, что я пытаюсь решить проблему экологичного поведения, и это хорошо принимается детьми. Конечная цель? Человек, который бережет окружающую среду. Как далеко я пойду? По итогам урока школьники сформулируют конкретный рецепт, как меньше загрязнять природу своего города. И это не так уж далеко от целей, которые прописаны в школьной программе. Просто такой подход приближает нас к жизни».
Однажды я говорил с 72-летним психологом обычной районной школы в Подольске Галиной Спасской. Она рассказала мне о своем взгляде на будущее учителей – вернее, на то, что в будущем они будут больше психологами, чем учителями в классическом смысле слова. Методика Романова напоминает целеполагание в психотерапии, выступающее первой стадией процесса решения проблемы.
Этот обоюдный процесс (в котором участвует и психотерапевт, и пациент) стимулирует использование имеющихся знаний и навыков, но только при условии, что цели чуть-чуть превышают возможности пациента. Тогда возникает большая настойчивость в их достижении.
Как и на уроке, задача в постановке цели – превратить жалобу в запрос. Цель должна быть сформулирована в терминах достижения, а не избегания или отрицания. Результат процесса – в ответе на четыре вопроса: «Чего вы хотите?», «Для чего вам это?», «Какой наилучший результат вы ожидаете получить от работы?» и «Что это изменит в вашей жизни?». В начале учебного года Сергей Волков предлагает детям написать ответ на вопрос «Зачем мне ваш предмет?» и придумать, что же они хотят с помощью этого урока освоить. Удивленные самим вопросом старшеклассники («Как зачем? Урок у меня в расписании») постепенно понимают, что целью той же самой литературы может стать умение красиво писать. А в конце года, глядя на собственные ответы, все как один не верят, что когда-то могли так бедно формулировать мысли. Так «Мне ваш предмет нужен, потому что он обязательный» превращается в «Мне нужен ваш предмет, чтобы я научился вот этому».
Напоследок Романов говорит мне, что не стоит забывать об одном: в учебном процессе цели ученика и педагога могут быть разными. Преподаватель может увлечься содержанием, школьник – получением отметки. «Процесс может быть гораздо более наполненным, если вы вместе договорились о целях, – говорит Юрий. – Нельзя сказать, что у меня самого это получается. В реальной школьной жизни ты вечно «слетаешь». Но хотя бы время от времени стоит возвращаться к своей изначальной цели. Ведь каждый раз с выпускниками педагогических вузов я сталкиваюсь с одним и тем же: выходя на свои первые уроки, студенты делают не то, о чем ты с ними договорился, а то, что они видели в своей школе. Воспроизводят не обучение из университетской аудитории, а то, как учили их самих».
19:50
Столовая Главная проблема школы
Впившись в ноутбук, Владимир Погодин с интересом изучает открытый на нем документ. Заметив меня, он кивает на стул: «Я тут провел кое-какой эксперимент над людьми и получил любопытные данные. Задержись, тебе будет интересно». Видя мое замешательство после словосочетания «эксперимент над людьми», Погодин объясняет: «Школьникам нужно было представить учителя, которому они доверяют, и того, которому они не доверяют. Семьдесят два ученика, обычные дети из обычной московской школы. Я предложил им поучаствовать, честно предупредив о последствиях, и они согласились».
Полтора десятка смоделированных Погодиным ситуаций были поделены на три части. В первой выяснялось, готов ли учитель к взаимодействию. Понимает ли он ученика, может ли идти ему навстречу. Во второй – насколько в проблемных ситуациях педагог спокоен и уравновешен. Под «проблемной ситуацией» понималась, например, та, где ребенок не сделал домашнее задание. Наконец, в третьей, самой сложной, Погодин хотел изучить неприятие преподавателем ситуации и самого ребенка. «Я хотел выяснить, насколько ученик лучше учится, если ему комфортно. Или не лучше? Или вообще это все неважно? – говорит Погодин. – За полгода исследований мне стало по-настоящему страшно. Хотя это даже не жалость, это глубокое сочувствие». Но из-за чего страшно? «Я тебе лучше просто все покажу», – отвечает Владимир. И разворачивает ноутбук ко мне.
