— Нет, я уеду, убегу, скроюсь.
— Он все равно найдет тебя. Я же нашел. Хитростью пригласил на встречу, всего лишь пообещав щедрое вознаграждение. Вот и Куракин найдет, поговорит, как умеет, узнает о твоей любви к деньгам и выйдет на меня. А это уже лишнее. Сейчас мое главное оружие внезапность. И я не хотел бы его терять.
Человек, замерший на коленях, перестал сдерживаться. Он заплакал в голос, размазывая слезы и кровь по опухшему лицу.
— Ну, ну, держи себя в руках. Ты же благородный. Подумай, что сказал бы твой отец, будь он жив… Но все-таки, как нехорошо вышло. Я надеялся на смерть этого сосунка. Родитель, убитый горем, очень уязвим. Но не получилось, что уж теперь об этом говорить. Нужен другой план.
— У тебя ничего не получится, мразь.
Маг понял, что отсюда его не выпустят живым. И страх сменился отчаянной злобой. Ему стало все равно.
— О чем я и говорю, — неожиданно согласился с ним Уваров. — Можно, конечно, бить в одну и ту же точку. Однако глупо надеяться на разный результат, совершая одни и те же действия. Если не удалось убить князеча, надо уничтожить самого князя.
— Ты не подберешься к нему.
— Сейчас нет, — будто бы обрадовался высокородный, что его пленник решил с ним поболтать. — Куракин наверняка усилит охрану себя и всех своих близких. Но я умею ждать. Столько, сколько потребуется. А теперь скажи, какое предприятие для Куракина наиболее интересное. Я не говорю о его главном заводе. Например, что-нибудь малозаметное, но очень личное?
Маг-управляющий попытался дерзко ответить, но сила, окутывающая его, стала растягивать мышцы и сухожилия, вытягивать суставы, испытывать на прочность кости. Будто Уваров в считанные минуты хотел сделать его на пару десятков сантиметров выше.
— Ивановский пегасозавод, — вскрикнул он, корчась от боли, — убыточное предприятие. Там много лет Куракин пытается вывести новую породу, устойчивую к морозам. Каждый месяц посещает лично, читает отчеты, подолгу разговаривает с главным зоотехником. Тоже, кстати, из благородных. Это вроде как мечта детства Куракина, чтобы можно было над тайгой летать на пегасах зимой.
Маг частил, боясь замолчать. Потому что догадывался, вместе с тишиной — вернется и боль.
— Наши привычки и желания часто становятся слабостью, — улыбнулся Уваров, явно довольный услышанным. — Что ж, ты был хорошим компаньоном. Поэтому я покажу тебе одно интересное место.
Управляющий не успел опомниться, как Уваров схватил его за руку, и они переместились. Высокие, скрывающиеся в сумраке потолки заброшенного завода, сменились черным полотном над головой, усыпанным звездами. Легкая прохлада уступила место холодному, пронизывающему до костей ветру. А сам маг очутился в огромном сугробе.
— Где м-м-мы? — спросил он, заикаясь то ли от страха, то ли от холода.
— Я же сказал, в очень интересном месте. К сожалению, многие относятся к нему с большой долей скепсиса. Думают, что это сказки. А маги, упоминающие о нем, издеваются над ними. Сказать по правде, о нем вообще стараются не говорить. Но как ты можешь судить самостоятельно, это место вполне реально. Чувствуешь, как здесь свободно дышится? Сколько силы вокруг.
Уваров глубоко вздохнул и его лицо впервые за вечер приобрело встревоженные нотки. Он прощупал силой пространство рядом и на лбу, несмотря на холод, выступила легкая испарина.
— Очень интересно, — сказал он. — А что если…
Заклинание вышло намеренно слабым и практически бесполезным. Оно называлось Цветение и часто применялось ведьмаками. Да и чему тут было, собственно, цвести? Однако эффект превзошел все ожидания. Уваров почувствовал возмущение силы и тварь, которая через сотни километров устремилась к ним.
— На этом спешу тебя покинуть, мой друг, — скороговоркой выпалил он. — Ты не представляешь, что будет значить этот день в будущем.
Он вернулся обратно и проворно пошел прочь, размалывая с противным хрустом каблуками туфель битое стекло. Итак, один из теневиков проснулся. Чуть раньше, чем он хотел. Однако так даже лучше. То, чего он так опасался — не случилось. Потому что самые могущественные твари изнаночного мира привязаны к тем, кто их потревожил. Пробудившие будут манить их всегда. И они не успокоятся, пока не настигнут свою жертву. Замечательно, все просто замечательно. Потому что его план это намного упростит.
Глава 18
— Следующий переход в Иномирье ты не переживешь.
Эти слова отпечатались в сознании, точно их выбили зубилом на каменной плите. Самое главное, ничего объяснять Якут не стал. Просто ляпнул в духе: «Знаешь, как заинтриговать идиота? Завтра расскажу».
Испытания прошли, как и должны были. Без особого риска для второкурсников. Мои товарищи выступили не сказать чтобы блестяще. Из оставшейся четверки добыть монету удалось только Мишке. Зыбунина, попавшая в тройку к Терлецкой, со спокойным выражением лица вернулась из леса первая, продемонстрировав завучу золотой кругляш.
Полученные монеты мы сразу реализовали у страшилы. Я смог с ним договориться, пусть и с существенными оговорками, чтобы он отдал нам некоторые ингредиенты в долг. А что? Все равно выдачей стипендии занимается Шамиль, поэтому, так или иначе, деньги окажутся у него. Нас же интересовало время. Которого не было.
На следующий день, с началом учебной недели, мне все же удалось поговорить с Якутом и расспросить, что означала его фраза про Иномирье.
— Ты не слушаешь меня, — ответил он. — Я сказал, что соваться туда пока не стоит. Теневик должен успокоиться. Но ты словно дразнишь его.
— Так время прошло, — попытался спорить я.
— Недостаточно, — отрезал Якут. — Как тебе непонятно, ты пробудил его. И теперь для него словно надкусанный бутерброд. Остатки твоей силы еще скрипят у на зубах теневика. И ты решил напомнить о себе.
— Вы не говорили об этом.
— Я сказал, что пока стоит повременить с Иномирьем. Этого мало? Ты должен научиться терпению. Это важное качество для любого мага.
— Надо было вытащить из-под химеры Куракина, — пытаясь оправдаться, сказал я.
Якут посмотрел на меня тем же самым взглядом, что и Рамиль, который говорил нечто вроде: «А надо ли было?». Этим же вопросом я задался, когда столкнулся с Сашей в башне. Тот был хоть и слаб, но учебу не пропустил. Впрочем, как и меня. Он постарался первым протиснуться в дверь, с ненавистью посмотрев на своего спасителя.
— Благодарность, видимо, в крови у высокородных, да? — съязвил я.
— Мой отец с избытком возместил тебе мое спасение, — выдавил из себя Куракин.
— Не за что.
Все-таки, несмотря на кровь, они были разные. Саша считал, что все можно измерить деньгами. А у Юрия Симеоновича (я действительно в голове назвал его по фамилии-отчеству) было свое понятие чести. Никто не заставлял же главу рода оплачивать долги по имению. Однако он посчитал нужным сделать так, как сделал.
