– Самира, срочно самое шикарное платье на эту девушку! У нас полчаса! – провозгласил Хальер, обращаясь к полной, круглой, как самовар, женщине с несоответствующим сдобной мягкой внешности твердым взглядом и суровым лицом.
– Легче украсить уже имеющееся у девушки платье, чем подогнать по фигуре новое за такой короткий срок, – предложила Самира.
– Ее единственное нарядное платье еще в конце той недели унесли из тюремной камеры в архив улик, его долго искать, – отказался Хальер. – Самира, действуй, время уходит! Мне нужно сегодня представить свою жену императору!
Алеся отдала должное хозяйке лавки: при таком известии она не принялась восклицать и переспрашивать, а ухватила Алесю за руку, поволокла ее в швейную мастерскую в глубине лавке, кликнула служанок и Алесю в несколько рук мигом освободили от серой униформы и принялись измерять. Пока девушки, вооруженные размерами, рыскали в ворохе готовых платьев, отыскивая максимально подходящее, Самира уперлась широким подбородком в кулак, осмотрела Алесю и выдала:
– Как жена ира оказалась в камере?
– Когда сидела в камере, женой еще не была, – ответила Алеся.
– О как! Три дня назад сидела в тюрьме и женой не была, а сегодня уже стала. Наш человек: из камеры и сразу замуж. Да не абы за кого, а за главного тюремщика всея империи. Ты мне определенно нравишься, куколка. Небось, не по доброй воле замуж за главу пошла?
– Как вам сказать, – замялась Алеся.
– А так и скажи: да иль нет.
– Не то чтобы по доброй, но сейчас уже согласна, – вывернулась Алеся.
– Это хорошо, не глупая, значит, раз разглядела под жестокой маской благородное сердце. Ир неплохой человек, замужем за ним худо не будет.
– А то! Мне обещаны балы, наряды и драгоценности в любых количествах, любой каприз в любом масштабе, прям не знаю, чего просить и куда сокровища складывать, – фыркнула Алеся.
Самира удивленно вздернула брови, Алеся кокетливо повела плечиками, закатив глазки, и женщины дружно, громко расхохотались. Потом за Алесю взялись всерьез: три девицы облачили ее в длинное шикарное платье из искристой серебряной парчи, и принялись подгонять его по фигуре, ловко заворачивая и подкалывая подол и складочки на груди и талии, крепко смётывая на живую под приговоры Самиры:
– Сама понимаешь, полноценные строчки тебе вмиг не наложат, но и эти швы не лопнут, если будешь держать спину прямо, ходить величаво, а не носиться сломя голову или сидеть, сгорбившись в три погибели.
Одновременно с подшивкой платья, Самира, встав на лавочку, умудрялась разбирать волосы Алеси, которая успела смириться с тем, что пойдет во дворец в платье, но без прически, а оказывается – прическу ей сейчас навертят. Судя по тому, как ловко и сноровисто мелькали в волосах пухлые пальчики Самиры – прическа будет на высоком уровне.
– Вы работаете на тайную канцелярию? – шепотом поинтересовалась Алеся.
– Нет, я работаю на ира Хальера, я очень многим обязана главе тайной канцелярии. Так что когда требуется кого-то одеть, переодеть, замаскировать под богатую дамочку или наоборот, пошить чудную иномирную одежду для охотников на магов по образцу, то тетушка Самира всегда к его услугам круглые сутки. Велено ночью наряд подобрать – значит, ночью подберем.
– А как вы с ним познакомились? – осторожно спросила Алеся, внезапно вспомнившая, что мужу уже семьдесят, так что с этой пятидесятилетней на вид женщиной его вполне мог связывать когда-то бурный роман.
Самира почувствовала ее подозрения и басисто хохотнула, лукаво подмигнув:
– Я б не отказалась, куколка, да никто не предложил. А если серьезно – перед бунтом я жила с отчимом здесь, в столице, неплохо зарабатывала пошивом одежды для горничных, камеристок, прислуги в богатых домах. Отчим пил, жил за мой счет, а когда пошла разруха и волнения, платья мои никому не нужны стали, кто о нарядах думает, коли есть в городе нечего? Отчим почесал в затылке, что некому стало платья мои продавать, и меня саму в бордель продал. Это сейчас куртизанки работают открыто и только по доброй воле, а раньше никто не спрашивал, согласна женщина иль нет. Ир Хальер, как к власти пришел, каленым железом всю эту мерзость выжег, по всей стране, сейчас и продажная женщина может от любого клиента нос отворотить и «не хочу» сказать, а раньше не так-то было. Словом, ир предложил мне набрать умелых девушек из числа тех, что со мной на этом дне оказались, и открыть портновскую лавку. Денег безвозмездно из казны выделил, законника толкового обязал нам советом помогать и с бумагами разными разрешающими способствовать, так и организовалось мое дело. Потом замуж за купца вышла, так муж мою лавку до самого высокого уровня поднял, у меня теперь все дамы высшего света одеваются, так что не сомневайся – будешь сегодня самой распрекрасной, в самом дорогом и элегантном платье из всех. И волосы уложим, как полагается, как еще старшая мамка в борделе учила: вроде бы элегантно и пристойно, но так, чтоб слюнки у сильного пола потекли.
Да, прическа у бывшей обитательницы борделя вышла на славу: тут тонкая шейка обнажена чуть больше ожидаемого и видно, как трепетно бьется на ней голубая жилка, тут локон как бы случайно на плечико выпал, здесь завиток до краешка губок кокетливо дотронулся. Тонкая, еле уловимая эротика без пошлых намеков, а уж в сочетании с таинственно мерцающим платьем...
– Красота! Самира, вы волшебница, – выдохнула Алеся, восторженно разглядывая свое отражение в зеркале.
– На туфельки встань. Аккуратно, на подол не наступи! Не жмут? Отлично. И не скажешь, что тебя полчаса назад в тюремной робе ко мне притащили, верно?
– Верно. Самира, вы моя фея-крёстная! Отныне и присно я верная почитательница вашего непревзойденного мастерства, вы запишете меня в постоянные клиентки?
– А то, не сомневайся, госпожа Хальер. И давай на «ты», а то неудобно – я великосветской даме тыкаю, а она ко мне – уважительно, как к императрице.
Осторожно ступая на высоких каблуках и кончиками пальцев придерживая подол, Алеся вышла в просторный холл лавки и замерла при виде Хальера в парадном черно-синем мундире с золотыми позументами, умытого, посвежевшего и тщательно причесанного. Изуродованное шрамами лицо она теперь воспринимала, как данность, росчерки на левой щеке не мешали любоваться широким размахом мужских плеч и красотой синих глаз, в этот миг пожиравших ее взглядом.
– Вы великолепны, госпожа! Прекрасны, как солнце в зимний день, и столь же ослепительны! – изрек Нортам, стоящий рядом с Хальером и держащий в руках большой тюк с их одеждой.
Хальер потянул свой высокий воротник-стойку, словно тот душил его, откашлялся и сказал:
– Неплохо. Спасибо, Самира, мы поехали.
– Неплохо? – повторила Алеся, когда ее усадили на мягкое сиденье в карете с гербом. Нортам сел на облучке, оставив супругов наедине в полутьме кареты. – На месте Самиры я бы смертельно обиделась на столь скромную оценку ее труда.
