– Ты спал с ней, – Лачтна выступила из темноты, полная гнева и ярости.
– Я люблю её.
– Ты называл её несносной, избалованной, грозился отомстить за разбитую чашу. Ты обещал терпеть её в своём доме, пока она не сделает то, что нам нужно, а после сразу выгнать. И после всего этого ты... с ней... спал!
Эйгон шагнул навстречу бывшей жене, руками стиснул её плечи – птице не вырваться, сколько крыльями ни маши, – чуть наклонил голову вбок и заглянул в полные слёз глаза.
В его взгляде не было ни прежней нежности, к которой Лачтна так привыкла и которую видела не раз прямо здесь, в этом саду, на этом самом месте, где они тайком встречались, прежде чем решиться на отчаянный шаг. Не было в том взгляде и в омут затягивающей страсти, которой девушка так легко уступила год назад. Не было вообще никаких чувств, кроме, пожалуй, сонной усталости.
И Лачтна дёрнулась, сбрасывая с себя руки Эйгона.
– Не хочешь вспомнить, о чём мы договаривались той ночью в фургончике? – выплюнула девушка.
Он отвечал голосом хриплым и спокойным, охваченным морозом и до боли в сердце безразличным, а оттого хотелось взорваться ещё сильнее и влепить ему пощечину и не одну, но Лачтна держалась.
– Я предпочёл бы сейчас вернуться вместе с тобой в замок, чтобы закончить публичное осуждение моих поступков и отпустить всех по домам.
Девушка отвернулась. Шаг, другой – заиндевевшие листья хрустели под каблуками.
– Ты много раз спрашивал меня, почему я ушла год назад, ничего тебе не объяснив. Тебе всё ещё это интересно? – и, не дождавшись ответа, выплеснула: – Я увидела её. Нечётко, расплывчато, лишь тёмные волосы и надменно поджатые губы. Увидела у алтаря вместе с тобой, слово в слово повторяющей ту самую клятву.
– Почему ты ничего мне не сказала?
И снова пустота в его голосе, а ведь прошлой осенью он просил совсем по-другому: умолял, волновался, так и норовил коснуться её алых губ, чтобы поцелуем вернуть любовь. Ему было невдомек, что Лачтна, как и прежде, любила его. И даже сильнее, чем раньше, ведь ревность, вызванная невнятным образом из будущего, разрывала сердце на части.
– И что мне следовало тебе сказать? – усмехнулась девушка. – Что моё место займёт другая? Карты приоткрыли мне будущее, и я вспылила. Только позже я поняла, что увиденная мною жалкая и блеклая церемония – обычный фарс, необходимый для спектакля, который мы с тобой придумаем, а девка нужна лишь для того, чтобы снять проклятие.
– В тот день моя свадьба с Арлиной действительно была фарсом. Нужно было убедить твоего отца.
– А спал ты с ней тоже для пущей убедительности?
Эйгон силой развернул Лачтну к себе. Его лицо было взволнованным, а глаза горели гневом. Он говорил резко и отрывисто, каждым словом, словно ножом, резал, и раны было уже не залечить.
– В чём я перед тобой виноват? В том, что целый год надеялся, что ты вернёшься? Или в том, что, отчаявшись, решился вновь полюбить? Уходя, ты сказала, мы ещё будем вместе. Я искал тебя повсюду, ждал, но от тебя ни одного ворона не прилетело.
– Но я вернулась. Я уходила, чтобы найти эту девку, и я нашла её. Ткнула тебе в неё пальцем, придумала весь этот план, убедила её поверить мне, а ты... ты просто плюнул мне в душу!
– Ты вернулась слишком поздно, – прошептал Эйгон.
– Скажи, что это просто увлечение, просто неконтролируемое желание, и я прощу тебя. – Лачтна ласково провела рукой по щеке бывшего мужа. Колокольчики на браслетах грустно звякнули и замолкли. – Звёзды хотят, чтобы мы были вместе; они повторяют это день ото дня.
Эйгон осторожно убрал тоненькую руку со своего лица и сделал шаг назад.
– Я люблю её, – повторил он. – Люблю эту несносную, избалованную девчонку, которая на самом деле чуткая и нежная. Люблю её больше своей жизни, которая и так, впрочем, рушится на глазах. Не веришь? Вот моя рука, смотри.
Лачтна ударила Эйгона по ладони.
– Эта девка не более чем средство, с помощью которого ты должен избавиться от уродливого образа старика. И мне не нужна твоя рука, чтобы это понять. Я видела всё в своих картах. Линии переменчивы, а мои карты никогда.
Серые глаза смотрели в упор.
– Врут всё твои карты. Швырнуть их в огонь и навсегда забыть, что бормочут эти никчёмные бумажки.
– Не смей так говорить! – взвинтилась Лачтна. – Они никогда не ошибаются.
– Сильнейшие маги нашего мира и те ошибаются. Ты слышала сегодня Чарсвина. Эликсир не приготовить – рецепт не тот! Всё это время я думал, что готовлю зелье, которое меня спасёт, а на самом деле алмазную крошку переводил.
– Ты не приблизился к разгадке ни на дюйм?
– Ни я, ни та, что должна была это сделать согласно твоему видению. Мы ошиблись, восприняли желаемое за действительное.
Лачтна не выдержала: прильнула к Эйгону, вновь провела пальцами по его холодной щеке, вторую руку положила на отворот камзола. Раньше девушка, не мешкая, тут же скользнула бы ладонью под плотную ткань и дальше под жилет и под рубашку, на гладкую горячую грудь, от одного прикосновения к которой хотелось унестись высоко-высоко, туда, где живут мечты. Но сейчас оставалось только терпеть жёсткую нить, колючую вышивку, и шанса вернуть прошлое больше не было. Кроме, пожалуй, одного. И Лачтна решилась.
– Я люблю тебя, – проронила она еле слышно, не решаясь смотреть в глаза. – Всё ещё люблю тебя.
Эйгон вдохнул аромат её волос. Как долго он ждал этого мгновенья. Как много раз срывал цветы, которыми пахли её локоны, чтобы, закрыв глаза, нарисовать в воображении её образ. И вот теперь, когда она рядом, когда говорит те самые слова, которые он весь год мечтал услышать, он просто стоит ледяной статуей и всё, что может, это ласково провести рукой по чёрным, топорщившимся в разные стороны прядям, и... промолчать.
– Я могу поговорить с отцом, и он на всё закроет глаза, – пробормотала Лачтна.
– Закроет глаза, – фыркнул Эйгон. – Проще было бы не писать ему писем, и сегодняшней порки не было бы.
Лачтна вскинула голову. Недоумение так и застыло в её взгляде.
– И ты туда же. Я ничего не писала.
– В письмах твой почерк. И только ты всё знала: про эликсир и про Арлину.
– Если тебя окружают предатели, я тут не при чём. Сам вспоминай, в чьей постели кому и что болтал. Я же всё это время помогала тебе. Нашла эту девку, дала тому глупому белобрысому свои карты, чтобы ты мог ими выиграть. Только вот ума не приложу, зачем тебе понадобилось ставить на кон фамильные камни.
– Я, кстати, теми картами успешно проиграл.
Брови Лачтны удивлённо изогнулись.
– Это невозможно!
– Как оказалось, возможно. Тот случай и то, что поведал сегодня Чарсвин, доказывают лишь одно: карты тоже иногда ошибаются. Просто признай это. И смирись с тем, что теперь у нас у каждого своя жизнь.
