– Отвечаю.
По гладкой поверхности заскользил другой камень – розовый, многогранный, нежный, словно лепесток розы, и девственно чистый. И даже Максимилиан отвлёкся от ветчины, стремительно убывающей с блюда, посмотрел на бриллиант и от удивления приподнял брови.
– Так и хочется спросить, откуда он у вас, – выдавил Эйгон.
– Слишком много любопытства никогда до добра не доводило, милорд. Так я сдаю?
Эйгон кивнул.
Одна, две, три карты. Все рубашками вверх, и не понятно, что кому достанется. Наконец, колода плюхнулась на стол, и Флинн потянулся к своей стопке. Эйгон отхлебнул из бокала, подцепил пальцами карты, глянул и перевёл взгляд на Флинна.
– Меняем, или сразу вскрывать?
– Скидываю две, – ответил тот и затянулся сигарой.
– Открываем.
Флинн с довольным видом перевернул своё: три туза и две шестёрки с издёвкой взирали на Тайернака. Тот хмыкнул и поверх расклада противника положил то, что было у него на руках: трефовая комбинация из двойки, тройки, четвёрки, дамы и короля с лихвой перебивала вариант карточного ловкача, который враз побледнел, помрачнел, а глазки забегали из стороны в сторону, выискивая, где подвох.
– Трефовая дама всегда меня выручает, – дымя сигарой, пробормотал Эйгон, возвращая рубин на палец и пряча бриллиант в левый карман камзола. – Надеюсь, моя победа не оспаривается. Всё честно?
Тайернак глянул в сторону обескураженного Флинна, сверлящего хозяина замка ненавидящим взглядом. Его дружки нависли над ним и ждали команды. Но одно движение рукой, и напряжение спало, а подельники отступили назад.
– Всё честно, – согласился Флинн, собирая карты и раскрывая чемоданчик, чтобы упрятать внутрь колоду и скудный по сравнению с проигранным бриллиантом выигрыш.
– У меня мало времени, – ответил Эйгон, – но будет крайне неуважительно не дать вам шанс отыграться.
Рука Флинна, убиравшая карты, на мгновенье замерла, лоб покрылся испариной, а глаза хищно заблестели.
– Я бы рад, милорд, да ставить нечего. Мало что с таким камушком может сравниться.
– Так уж и нечего, – усмехнулся Эйгон.
– Портсигар, кучка золота, пара дешевых минералов, – Флинн обвёл рукой собранные в чемоданчик богатства, а сам навострил уши, вслушиваясь в каждый шорох и каждое слово Тайернака.
– Я ставлю камень, а вы то, что может с ним сравниться по стоимости.
– Боюсь, с собой у меня ничего такого нет, – покачал головой Флинн.
– Уверен, что есть.
– И что же?
– Долг принца Мартана.
Зловещая тишина повисла в воздухе, нарушаемая лишь стуком дождя, перемешанного со снегом, о водостоки и окна. К монотонному шуму присоединилась и лёгкая, но раздражающая дробь: Эйгон барабанил пальцами по столу, торопя Флинна с ответом. Тот кашлянул, похрустел шеей и осторожно заметил:
– Долг принца Мартана слишком велик, милорд.
– Бриллиант, который вы поставили, стоит четверть королевства. Хотите его обратно?
Флинн напрягся и прищурил глаза, раздумывая.
– Моего времени осталось всего на одну партию, – давил Тайернак. – Решайте.
Флинн кивнул.
– Играем. Весь долг принца Мартана против розового камушка.
Эйгон поднялся, прошёл к столику у окна, заставленному кувшинами с домашним вином, бутылками с карамельной жидкостью, откупоренными и новехонькими, обвязанными соломой и сверкающими в свете свечей. Левая рука сама потянулась за терпкой янтаркой, и пряная настойка тут же забулькала в бокале. Вторая рука скользнула по шероховатой ткани камзола, нырнула в правый карман и вытащила розовый камень. Точно такой же, как тот, который был выигран минутами ранее и теперь лежал в левом кармане; точно такой же огранки, такого же цвета и чистоты, но... абсолютно фальшивый. Снятый и забытый Арлиной в купальне и вовремя найденный Эйгоном.
Крепко зажав подделку в кулаке, Тайернак сделал несколько жадных глотков, вернулся к столу, положил в его центр кольцо, вытер рукавом губы и произнёс:
– Сдавайте.
Флинн захлопнул чемоданчик, перетасовал колоду, и карты снова зашелестели, перелетая с одного края стола на другой. Одна, вторая, третья и так далее, пока не было набрано нужное количество. Эйгон взял доставшиеся ему, глянул и поменял три. Флинн скинул две и взял столько же.
– Я открываюсь, – бросил Эйгон и медленно перевернул карту за картой. Парад королей с трефовой дамой посередине – комбинация, побить которую могло только чудо.
Флинн начал отвечать, и с каждым новым переворотом губы Эйгона растягивались в довольной улыбке. Двойка, семёрка, валет, девятка и… летающий джокер!
– Партия за мной, – довольно рыкнул Флинн и сграбастал камень.
Эйгон облизнул сухие губы. Такого не должно было быть. Такого просто не могло случиться! Во время всеобщей суеты Максимилиан успел подменить колоду, и первую же партию картами Лачтны Эйгон выиграл. Он всегда выигрывал этими картами. Почему в этот раз всё пошло кувырком? Эйгон растерянно вертел в пальцах смятую трефовую даму и усиленно думал. Время шло, и действовать надо было прямо сейчас.
– Сколько стоит долг?
– Простите?
Флинн щёлкнул замочком чемоданчика и поднялся из-за стола, намереваясь уходить.
– Я спрашиваю, сколько стоит долг принца Мартана? Я хочу его купить.
– Могу с абсолютной уверенностью сказать, милорд, что у самого принца Мартана таких денег нет.
– Сколько?
– Чем вам так дорог принц Озёрного края, что вы столь сильно о нём печётесь?
– Я задал вопрос.
– Сумма очень большая, милорд, и сравнима разве что только с камушком, который вы так неаккуратно спустили.
Взгляд Эйгона упал на рубин на пальце; рука сама собой потянулась за любимым камнем, внутри которого бушевал пожар, как вдруг её накрыла горячая ладонь Максимилиана, выросшего из-за спины друга, словно айсберг из тумана.
– Мы покупаем долг.
Лавиндер снял с мизинца тяжёлый перстень с крупным, шафранового цвета янтарем.
– Нет, Макс! – в панике выкрикнула побледневшая Шела, но Максимилиан обдал сестру таким взглядом, что та тут же прикусила язык и села в кресло. Перстень пролетел по поверхности стола и оказался в цепких пальцах карточного ловкача.
– И почему я должен предпочесть ваш камень рубину лорда Тайернака? – с недоверием в голосе спросил Флинн.
– Это не просто фамильная реликвия, но и один из камней-основателей.
Флинн покрутил перстень, посмотрел на свет, попробовал камень на зуб. Тот блеском не поражал, идеальной огранкой не удивлял, но манил и не отпускал, заставлял завороженно любоваться собой, брызгал огненными искорками, словно лавой плевался, и приоткрывал Флинну тайны бытия, стоило тому сунуть в глаз увеличительно стекло, выуженное из внутреннего кармана кафтана, и всмотреться в самое сердце немыслимого по ценности сокровища.