– Скорее усилила желание свернуть ей шею.
– Не знал, что такое желание было. Когда играли в карты, ты умело скрывал этот нюанс.
– Оно появилось сегодня утром.
– Ты не принёс ей завтрак в постель или просто пережарил?
– Не зли меня, Макс.
С досады Эйгон ткнул было друга в грудь кулаком, но Лавиндер увернулся, и рука Тайернака задела лишь воздух.
– Птица всё равно моя, – сквозь зубы процедил Эйгон и рванул к запутавшейся в колючках кочехвоста пеструшке.
– А если так?
Лавиндер выставил носок сапога – Тайернак запнулся и пропахал подбородком ещё не затвердевшую грязь.
Переполошенная курица выпуталась из зарослей буроцветного кустарника и принялась улепётывать от настигшего её в несколько прыжков Максимилиана. Ловко перескакивая через камни, о которые Макс то и дело запинался, птичка домчалась до плетёной оградки, оттолкнулась розовыми лапками от земли, растопырила крылья, взметнулась в воздух и оказалась в руках старосты, тыкнув клювом ему в ладонь.
– Второй раунд завершён! – манерно объявил тот и погладил птичку по хохолку.
Оба противника разошлись в разные стороны. Оба тяжело дышали, отплевывались грязью и смотрели друг на друга исподлобья, словно вынашивали план мести. Шела опять подала брату кружку пива – тот выпил залпом, облизнулся, бросил насмешливый взгляд в сторону друга и попросил ещё. Эйгон в ответ лишь злобно прищурился, покосился вправо, выхватил взглядом знакомый локон и, даже не оборачиваясь, процедил:
– Воды принесла?
– И не думала. У вас есть, кому подать вам кружку. А то как тискать, так одну курицу, как шутки шутить, так тоже с ней, как на целый день уезжать, так обязательно возвращаться с ней в обнимку, а как воды принести, так я на побегушках. Не бывать этому. Я, в конце концов, не служанка, а леди!
– Ты леди благодаря мне. И это ненадолго.
Тайернак щёлкнул пальцами мальчугану, сидевшему, словно петух, на заборе. Тот приказ понял, свалился вниз и дёрнулся за пивом, но Арлина схватила мальчонку за вихор и так зыркнула, что пацанёнок тут же заскочил на плетень обратно.
– Вот как вы заговорили! – Арлина задыхалась от возмущения и краснела от стыда одновременно.
Эйгон резко развернулся к девушке.
– Всего лишь решил с тобой согласиться. А ты ожидала, что буду умолять тебя передумать?
Друг от друга их отделяла наскоро сколоченная перекладина, неровная и неотесанная, цепляющая одежду и оставляющая на ней затяжки. А они оба молчали и поедали друг друга ненавидящими взглядами.
– Снимите рубашку, не то порвёте в клочья, – выдавила из себя Арлина. – А вещь хорошая.
Эйгон ничего не ответил, стянул грязную, превращающуюся в тряпку, одежду, швырнул её прямо в руки девушки, развернулся и пошёл на середину поляны. Навстречу вышел Макс, тоже по пояс голый. Начался третий раунд.
– Непривычное зрелище, верно?
Арлина вздрогнула и повернулась на голос. Шела подошла совсем неслышно и теперь стояла рядом. Её взгляд был устремлён на барахтающихся в пыли и грязи Эйгона и Макса, на губах застыла лёгкая улыбка, а пальцы крепко вцепились в плетёные прутья и не отпускали их.
– Этот раз для него последний, – не дожидаясь ответа, продолжила Шела. – Он и раньше вёл жизнь затворника, а сегодня признался, что с новым фениксом перестанет выходить в люди вовсе.
– Вместо того, чтобы опускать руки, лучше бы поискал средство против столь странного... – Арлина запнулась, подбирая нужное слово, – недуга.
– Они искали вместе, – Шела говорила тихо, а сама так и смотрела на двух друзей, каждый из которых не столько пытался поймать злосчастную курицу, сколько изо всех сил старался навредить другому. – Макс помогал, чем мог, но его знаний недостаточно. В конце концов, кое-что нашли, но Эйгон споткнулся на последнем ингредиенте да так и не сдвинулся с места.
– У них целый магический совет под боком! – воскликнула Арлина и стиснула зубы, словно от боли, в тот самый момент, когда Тайернак со всего размаха приложился грудью о колючий плетень.
– Если бы всё было так просто...
– Всё было бы просто, если бы он не тратил ценное время на ловлю куриц и выбивание зубов.
– У них такая традиция, – улыбнулась Шела, – каждый год выбивать из головы друг друга всю накопившуюся там дурь, чтобы к следующей зиме забить освободившееся место дурью новой. Начинается с курицы, заканчивается мордобоем и напоследок закусывается горячим супом. Каждый год одно и то же. Без изменений.
Арлина равнодушно пожала плечами, словно давала понять, что ей до традиций двух друзей дела нет никакого.
– И кстати, – Шела продолжала, – извини, что так вышло тогда в замке и сегодня... Конь Макса никого, кроме брата, к себе не подпускает...
– Мне всё равно, – поспешила прервать сестру Максимилиана Арлина и сама удивилась, как дрожал её голос и фальшиво звучали слова.
– Вот как, – Шела удивленно вскинула брови. – А жаль.
Юный «хранитель котлов» громыхнул палкой о вёдра, а староста объявил окончание третьего поединка. Курица опять никому не досталась.
Эйгон сплюнул на землю кровью. Ободранной о камни и колючки рукой принял у вертлявого пацанёнка кружку с водой и в несколько жадных глотков всё выпил. Попросил ещё и остатки плеснул себе на пылающие огнём и ноющие от боли лицо и грудь.
– У вас ничего не получится, пока он на ногах, – услышал за своей спиной Эйгон голос Арлины.
– Ты-то что в этом понимаешь?
– Вам надо действовать по-другому. Он шире вас в плечах, и к курице просто так вам не подобраться. И в руках сильнее, и выносливее.
– И кудри у него золотистые, а не с проседью, – передразнил девушку Тайернак. – Дальше можешь не продолжать, я понял, какого мужа тебе хочется.
– Не отказалась бы от такого варианта, – выплюнула в ответ Арлина и сама испугалась того, что слетело с языка. Но у сказанного, как и у курицы, хвоста не было – ловить и тащить обратно было не за что.
– Вот как, – Эйгон хрустнул костяшками пальцев. – Значит, будь этот смазливый блондин на моём месте, ты была бы более сговорчива и мила.
– Сомневалась бы меньше.
– А как же принц?
От неожиданного вопроса Арлина прикусила язык, а Эйгон хмыкнул и добавил:
– Пойду-ка я лучше курицу добуду.
Толпа поддержала обоих изрядно вымотанных противников улюлюканьем и задорным свистом. Староста тряхнул жидкой бородой, и оба – Эйгон и Макс – столкнулись лбами. Курица не давалась ни тому, ни другому, колола перьями, царапала руки в кровь, уворачивалась, отбивалась крыльями и просто со всей прыти удирала, а оба ловца, один неудачливее другого, бились за трофей не на жизнь, а на смерть.