– Вот ещё, – Назбу и сам не ожидал от себя, что начнёт скалить зубы. – У нас с тобой сделка, или забыла? Я помогаю тебе, а ты – мне.
– Как ты мне помогаешь, если весь мой план на сегодня рухнул?!
– А это уже не моя вина.
И Назбу снова потянулся и попробовал хрустнуть суставами. Совсем как Ник вчера. И получилось.
– И зачем ты только за ним бегаешь?
– Чего-чего?
– Бегаешь, говорю, зачем за ним?
– А ты ни за кем никогда не бегал, что ли, если такую ерунду спрашиваешь?
Назбу почесал шею.
– За страусами.
Теперь пришли очередь Фиби округлять глаза.
– Зачем?
– Есть хотелось.
Фиби хихикнула, но быстро посерьёзнела и спросила:
– По-твоему, он не стоит того, чтобы за ним так бегать?
– Честно?
Девушка кивнула.
– Я думаю, если без него ты не умрёшь с голоду, то не стоит. Ловить надо только тех, без кого лапы протянешь. Курей там, фазанов… Мух тоже можно. – С этими словами Назбу прихлопнул одну на окне. – Они жужжат противно.
Фиби вяло улыбнулась.
– Хочу чай, – внезапно сказала она, резко меняя тему и облизывая сухие губы.
– Чай? – Назбу наморщил лоб, вспоминая, что в этом мире называется этим словом. Повезло, что вчера они нечто подобное уже пили вечером. – Это такая коричневая штука, которую зачем-то вдогонку перекрашивают в белый?
– Ну, да. Чай с молоком.
Фиби перегнулась через ручку кресла и посмотрела в сторону автоматических дверей, ведущих из вагона в вагон. Развозчик чая упорно не вылезал из хвоста поезда.
– До самого Дувра не дождёмся, наверно, – проворчала девушка, роясь в кошельке и доставая монетки. – Сходишь?
Несколько кругляшек шмякнулись на ладонь Назбу. Пришлось идти. Не говорить же, что до этой минуты деньги он видел только в запертых на десять замков сундуках, и пользоваться ими по назначению ни разу в жизни не приходилось. А если не приходилось, то зачем было над сундуками с золотом чахнуть?
Решив, что над этим вопросом он поразмыслит позже, Назбу поднялся и, слегка пошатываясь из стороны в сторону, пошёл туда, куда указала Фиби.
Двери раздвинулись сами собой, стоило только к ним приблизиться, однако в четвёртом вагоне заветной тележки, полной стаканчиков, сахара и нарезанного кусочками лимонного пирога, упакованного в прозрачный полиэтилен, не оказалось. Разносчик по странной причине толкался уже в вагоне под номером пять, вместо того, чтобы, как полагается, пройти в третий.
Назбу потопал по длинной дорожке, снова приблизился к раздвижным дверям и снова оказался в тамбуре, откуда была дорога прямиком в пятый. Довольно хмыкнув, дракон потолкался на небольшом пятачке, даже дёрнул на себя ручку какой-то странной кабинки, оказавшейся запертой, и уже направился к следующим дверям, чтобы заставить их, как по волшебству, разъехаться в стороны, как ручка кабинки повернулась, и из крохотного помещения, чудом уместившегося в и без того крохотном тамбуре, вывалился… Тарр! И вывалился даже с помытыми руками, от которых пахло ромашкой. А ещё вместе с Тарром наружу вырвался и лёгкий, но узнаваемый, запах того самого заведения, о котором Назбу уже сегодня вспоминал, и воспоминания были далеко не самые приятные.
– Ты! – Тарр чуть не задохнулся то ли от радости, то ли от раздражения.
И тут же схватил Назбу за ткань футболки, и дёрнул со всей силы на себя, заталкиваясь обратно в туалетную кабинку. Дверь захлопнулась, лампочка, свидетельствующая о том, что помещение занято, опять покраснела.
– Ах ты, морда драконья. – Тарр пригвоздил Назбу к холодной стенке и придвинулся к нему настолько сильно, что Назбу мог видеть своё отражение в чёрных глазах противника. – Ты ещё не сдох, оказывается.
– Отт-ппу-сти, – задыхался изумрудный дракон, пытаясь брыкаться.
– Давайте не будем его душить, ваше чернейшество.
По руке Тарра вскарабкался Лаарг и, качаясь на хвосте, посмотрел на Назбу.
– Да, – хрипел изумрудный, – не нна-до меня дду-шить. Тем более, в таком позорном месте.
Тарр чуток ослабил хватку, но рычать не перестал.
– Куда намылился? А ну, говори! Следишь за мной?
В кабинку легонько постучали.
– Пгостите, – снаружи сильно не ладили со звуком «р», и голос был старческим, – но вы сидите там уже добгых полчаса. Я засекал по своим агмейским. Они никогда не подводят.
Расцепив пальцы и позволив Назбу осесть на пол, Тарр щёлкнул задвижкой, высунул голову в тамбур и проворчал:
– Несварение желудка, папаша. Красных червей… тьфу!.. спагетти переел. Я здесь надолго. Уж потерпи.
И захлопнул дверь.
– Какая невоспитанность. – Интеллигентного вида старичок снял очки и протёр их платочком. – Пгостите, уважаемый. – Из пятого вагона в четвёртый выкатывал тележку разносчик чая. – Имеется ли в этом составе ещё одна убогная?
– В первом вагоне, сэр, – с вежливой улыбкой ответил работник торговли и пропустил старичка вперёд, чтобы не мешать тому своей тележкой.
Далее последовал обмен целым ворохом любезностей, казалось бы, никогда нескончаемых, но всё же завершившихся. Поезд замедлял ход, и из громкоговорителя послышался приятный мужской голос, оповещавший пассажиров о чём-то в духе, что надо быть осторожным, и двери закрываются, и следующая станция – Мейдстон, а также, что до Дувра идут вагоны только с первого по четвертый. Пятый будет отцеплен от состава и останется в Мейдстоне.
– Я уж думал, ты сдох. – Тарр высился над Назбу. – А ты живуч, однако.
– Ты, я смотрю, тоже дышишь, – процедил изумрудный дракон, потирая шею.
– Следишь за мной? – оскалился Тарр. – Думаешь, сдамся?
– Слежу? – Назбу хмыкнул. – Из нас двоих подлыми делишками и вынюхиванием только ты промышляешь.
– Да ну?
– Тебе напомнить? Я честно договорился с ведьмой насчёт той хлипкой бабёнки, первым перенёсся в этот сумасшедший мир, а ты попёр следом, обхитрил и вырубил меня. Было? – И, не дожидаясь ответа, сам констатировал факт: – Было.
Тарр потёр переносицу, о чём-то размышляя, а когда опустил руку, то внезапно выпалил:
– Слушай-ка, Назбу, а чего нам с тобой делить? Ведь с детства росли бок о бок. Прямо братья, – добавил он, не обращая внимания на то, как Назбу скептически хмыкнул. – Ведь, правда, сколько всего вместе пережили? И ослиную мочу, и шоу принцесс, и узел на хвосте…
– Хочешь сказать, что хвостом к столбу тоже ты меня привязал?
Тарр виновато развёл руками.
– Но ты же простишь брата?
– Брат у меня один, и звать его Лупос.
