- Брат говорил с вашими же, деревенскими земскими гласными, что готов способствовать созданию земской больничной палаты, чтоб уездный целитель наведывался раз в месяц! – Ингвар привстал на облучке паро-телеги, впалые щеки вспыхнули горячечным румянцем. – А вы что: молчали да на Остапа Степановича косились?
- На кого ж им ще коситься, паныч Штольц? – вместе с перестуком подков в мягкой пыли и скрипом колес сказал насмешливый мужской голос. – Хиба що на вас, такого молодого та образованного?
Митя смотрел как улыбка сползает с лица бабы… и она складывается в поклоне настолько глубоком, что молоко из горшка плеснуло наземь:
- Выбачайте… Не хотела панам надокучать… Токмо допомогты… Бо жара ж… та нема никого на деревне… – сгибаясь в поклонах, будто в спине у нее пружина, баба бормотала и пятилась. Так, спиной вперед, взобралась обратно на крыльцо, поклонилась еще разок… и метнулась в хату, с треском захлопнув дверь.
Митя оглянулся. Упираясь понурой башкой чуть не в круп его автоматона, позади стояла лошаденка со спутанной гривой, запряженная в старенькие дрожки. В правящем лошаденкой мужике не было ничего ужасного, разве что странное. В том, что он именно мужицкого сословия, сомнений не оставалось: одни сапоги, от которых несло запахом смазки из прогорклого сала, чего стоили! Обтянутое шитой рубахой круглое пузцо свисало над ремнем штанов добротного касторового сукна. А вот круглая физиономия под картузом была исполнена совершенно не мужичьей властности. Маленькие глазки, теряющиеся в складках щек, глядели проницательно и цепко.
– Що ж вы мне, паны ясные, деревенских пужаете? – глядя вслед спрятавшейся тетке, весело спросил пришелец.
- Пока вы не появились, никто не боялся! – вдруг неприлично громко отчеканила Ада – глаза ее воинственно поблескивали из-под очков.
- И вам не хворать, панночка Шабельская! – ласково прищурился в ответ мужик. – Как шановный батюшка поживать изволит?
Митя поглядел на Аду осуждающе: на уловку та попалась сразу же. Позабыв, что сам мужик не поклонился юной дворянке, как ему по его мужицкому состоянию положено, она смутилась чуть не до слез:
- Спасибо, все хорошо. Здравствуйте, Остап Степанович…
Провинция, простота нравов…
- А езжайте-ка за мной, паны ясные! – все также весело скомандовал мужичок и звучно щелкнул вожжами. Заморенная его кобылка вздрогнула и понуро поволокла дрожки вдоль улицы, и господа на автоматонах покорно последовали за ней.
Пожалуй, даже излишняя простота…
Отрываться от остальных Митя не стал, неспешно направив коня за паро-телегой Ингвара. Дверь оставленной ими хате приоткрылась… и курносая девочка лет двенадцати в крестьянской одежде и с блеклой лентой в косице мышиного цвета выглянула на крыльцо. С неприятной задумчивостью поглядела Мите вслед. Руки, словно затянутые в красные перчатки, она держала на отлете. Если бы кто удосужился присмотреться, то сразу понял, что никакие то не перчатки – руки девочки были покрыты свежей кровью. А обернись сам Митя – он бы девчонку узнал.
Но Митя не обернулся.
«Это, стало быть, и есть Остап Степанович, что поставил сторожа Юхима с дряхлым паро-псом в имении. Которому наше появление не понравится». – думал он, не отрывая взгляда от мужика. Местный претендент на имение восседал на дрожках с видом китайского божка в кумирне: улыбчивый, исполненный чувства собственной значимости, толстый. А вот лошадку его подкормить бы…
Деревенская улочка закончилась, и Митя едва не рванул рукоятки автоматона, настолько сильно его поразило увиденное. Речушка, сдается, та самая, что они с отцом форсировали вброд, добираясь до имения, здесь разливалась настолько широко, что по ней уже сновали длинные, похожие на селедки грузовые баржи. Одна такая стояла у деревянного причала и артель мужиков грузила на нее кирпич – над баржей висело густое облако охряной пыли. Насколько хватало глаз, берег был заставлен штабелями товара – то под наскоро сколоченными навесами, то просто прикрытые рогожами. Навряд в таких условиях хранили какую-нибудь… брюкву. Или что здесь выращивают.
Дрожки переехали колею… накатанную колесами паро-телег. Не одной, многих.
«Теперь я знаю, куда ехали те телеги. - Митя поглядел на жирный складчатый затылок Остапа Степановича почти с умилением. – Узнать бы еще – откуда. И почему их следы запутаны. И кто их запутал. Хотя… А зачем мне? С папенькой посоперничать хочу? Еще недоставало!» Неожиданная мысль озадачила его настолько, что он даже перестал оглядывать окрестности. И впрямь, что за странный интерес – не все ли ему равно, какими делишками ворочает местный богатей? Даже если они как-то связаны с имением – пусть отец разбирается.
Грузчики при виде Остап Степановича застыли, как окаменевшие, а потом начали торопливо сгибаться в поклонах:
- Здравия желаем, хозяин…
- И вам по здорову, ребятушки. – Остап Степанович благостно кивал им с дрожек. – Работайте, работайте… Я по доброте своей останние гроши трачу, вам благодетельствую, так и вы мне уж помогите по-соседски.
- Рады стараться, хозяин… Благодетель! – «ребятушки», среди которых Митя заметил немало седобородых, принялись кланяться чаще и ниже.
- От и старайтесь… - в голосе Остапа Степановича вдруг отдаленно, точно гром за горизонтом, громыхнула угроза. Мужики стремительно кинулись по местам – и снова кирпичи полетели из рук в руки, укладываясь на баржу.
- Остапу Степановичу! – наперерез дрожкам метнулся некто лохматый, ободранный, тяжко дышащий. – Хозяин!
«А вот и Юхим» - насмешливо подумал Митя.
- Ты чего тут? – строго поинтересовался тот. – Чому не на месте?
- Так я ж… об том и справа! – отчаянно выпалил Юхим… и вдруг замер с открытым ртом, во все глаза уставившись на нависающую прямо над ним морду паро-коня – и улыбающегося ему с седла Митю.
- Чего встал? Коней паровых не видел? Дерррёвня… - пророкотал Остап Степанович. – Ступай, ступай, не бачишь – паны до мэнэ в гости! – в голосе его отчетливо проскользнули горделивые нотки. – После расскажешь… А вы пожалуйте до мого дому, вельможне панство!
- Дык… поздно после будет, хозяин… - глядя вслед Мите пробормотал сторож, но его уже никто не услышал.
Глава 18. В гостях у Бабайко
Сквозь распахнутые железные ворота – точно в крепости – видно было широкое подворье с могучим срубом над колодцем, а за ним – дом. Нет, не так. ДОМ! На цоколе из красного кирпича возвышался параллелепипед из толстых бревен. С одного боку сей геометрической фигуры торчала деревянная же башня, похожая разом и на древнюю крепостную, и на печную трубу-переросток. Над первым этажом красовалась надпись «Лавка Бабайки», на ведущую к полуподвальным дверям лесенку указывала грубо намалеванная стрелка с подписью «въ ходъ въ нисъ».
- Бабайко – это я! – явно для Мити пояснил толстяк. – Лавочник здешний… ну и по другим-прочим делам тож. Ежели надо чего, панычу – токмо ко мне! – губы его растянулись в улыбке, а глаза смотрели холодно, словно не предложение это было, а угроза. – Нам сюды! – он потянул вожжи, разворачивая дрожки от лавки к жилой части дома.
