- Мой отец не полицмейстер. – процедил Митя, от злости даже замешкавшись убрать чашку от рук Бабайко. – Он начальник нового губернского департамента полиции! В прямом подчинении министру внутренних дел!
- Ты дывы, яка цаца! – обрадованный лавочник прижал чашку к груди как родную. – От и правильно, полиция – первейшее дело, покы мужик у нас вовсе не изнахалился, как у немцев али шведов каких!
- Чем вас не устраивают немцы? – немедля бросился в бой Ингвар.
- А тем, что у них простой мужик – а мнит об себе, нибы он така ж сама людына, як и пан, або купец какой! – отрезал хозяин дома.
Поручик одобрительно хмыкнул и многозначительно покосился на Ингвара.
- Ось вы изволили буваты по заграницам, панычу?
Митя помрачнел: прошлогодней поездки с отцом в Германию он бы тому и сейчас не простил – если б с тех пор не накопилось новых обид. Все его тогдашние мечты о знакомствах с кровными потомками Локи, Хеймдаля и Фрейи в берлинских светских салонах (может, даже с любимым внуком Одина – самим кайзером Вильгельмом!), обернулись отцовскими беседами с воняющими пивом начальниками участков, полицейскими, и многочасовыми бдениями над картотеками преступников. А на встречу с кайзером отец пошел сам! Сказал: детям там нечего делать!
- Не бывали? Ничого, побываете ще, какие ваши годы! – лавочник снисходительно покивал Мите. - Я вот кажинный год езжу по свинскому делу… Насчет щетины свиной. И шо там робыться – це ж страх! Кожинный праздник одевают спинжаки… нибы и не мужики, а паны якись! Секиры эти свои… ну нибы-то топоры, от як у Свенельда Карловича, за спиной подвяжут, мадаму под ручку – и ну по трактирам бузить! Своими глазами бачил як один такой на стол взобрался – и давай хаять: и правительство, и купцов, и кого попало! А другие ему орут, да секирами в пол стукают – одобряют, значит! А полиция токмо смотрит и никакой управы на них не имеет: кажуть, що они того… вольные дружинники, ци, як их…
- Хирдманны. - глядя на лавочника исподлобья, процедил Ингвар.
- У нас-то за таковые дела в ухо мужику залепишь, али пана урядника покличешь, щоб прописал неразумным на съезжей для успокоения… так ведь знаходятся канальи, прям в глаза объявляют, что их, де, бить нельзя, грамотные оне! И на то государя-императора воля есть!
- Правильно говорят! Вот спросите Митю, он разбирается! Я и домочадцев ваших на уроки приглашаю. В торговом деле грамота нужна… чтоб хоть вывеску правильно написать. – явственно намекая на надпись у входа в лавку, ехидно предложила Ада.
- Благодарствую. Мне хватает, а домочадцам моим и вовсе без надобности – их дело волю мою сполнять. – Остап Степанович обидчиво поджал губы. – Я, ясная панночка, государям нашим не указчик, а токмо мужика бить треба. Ибо есть он быдло, а скотина, якщо небитая, так обленится да изнахалится, шо и власть предержащих почитать перестанет. Тому якщо грамотных и впрямь бить нельзя, так звыняйте, учебу я вам тут учинять не дам.
- Вы лишаете деревенских образования, а потом они у вас… в ведьм верят! – порохом вспыхнул Ингвар. – Да и вообще… вы деревне не хозяин!
- А хто ж я? – искренне удивился Остап Степанович. – Подати за всю деревню вношу, потим вже сам з мужичков збираю. Землю в аренду взять – у меня, подработать на пристани – тэж, товару в лавке в долг – знов до мэнэ. Хто ж хозяин, як не я? Зато порядок: ни волнениев, ни недоимок! А що до ведьм… так поди в них еще, не поверь!
Глаза Ингвара полыхнули фанатичным огнем, он открыл было рот…
- В ваших словах немало разумного! – томно протянул Митя. – Я про битье… Вы ж и сами, если не ошибаюсь, крестьянского сословия?
- Думаете, меня-то не били, панычу? – вскинулся хозяин дома. – Я ведь из бывших крепостных Шабельских! К самой сестрице старого пана ще маленьким був в казачки взят, потим и в доверенные вышел. Багато чого об ее делах знал: а все едино, шо не по ней – под хлыст, на конюшню. И правильно! От того потом и сам в люди выбился, и мужиков держу во как!
[17] – он потряс сжатым кулаком. – А от свободы мужичью зло. При покойном-от государе дали свободу, так нет, шоб кланяться и благодарить, бунтовать вздумали! Землю им подавай! Може, их ще булками сладкими кормить, покы они полежат трохи? А панночку-то мою, тетеньку батюшки вашего, Родиона Игнатьевича, значится… вбылы панночку! Як щас помьятаю: стоять они на крылечке высоком, и дедушка ваш с бабушкой, и батюшка с супружницей – уже и вы, Петр Родионович в ту пору народились, да только матушка вас в доме, с нянькой оставила… ну и тетушка, та впереди всех, як положено. А под крыльцом мужичье – злые, с вилами, с дрекольем, оруть… А только она на них як глянет – они и притихли. Говорить зачала, стыдить… а тут – пиф-паф! Она с крыльца-то – брык! Мы подбежали, а она в пыли лежит – и дырочка черная, махонькая, точно меж бровями, да крови струйка! Як есть мертвая! Поверить невозможно!
«В ведьм – верите, а что женщина с дыркой во лбу умерла – поверить не могли? А ведь Петр в конюшне как раз и говорил о «старой ведьме», что «эгоистично» попала под пулю» - подумал Митя.
- Двадцать лет як тетенька-от померла, вот и нет вашему семейству счастья! А все мужичья свобода. Давайте, вчить их, панночка, може, они ще кого вбьют. – торжествующе заключил Остап Степанович, и сложил руки на пузичке, всем видом показывая: что хотел – доказал, попробуй – оспорь!
«Всякие семьи видал, но чтоб покойная тетка… или как там Капочка с Липочокй говорили… бабочная тетушка… составляла всеобщее счастье? Разве что от нее ожидают богатого наследства? Но тогда для счастья живая тетушка не нужна, а вовсе даже наоборот» - снова подумал Митя.
- Благодарим за сочувствие в наших страданиях. – Зинаида произнесла это так, что Остап Степанович невольно вздрогнул и проехался задом по скамье, отодвигаясь от нее подальше. – Только покойную застрелили, а огнестрельного оружия ни у кого из крестьян не было.
- Було – не було, теперь не разберешь. Бунтовали? Виноваты! И правильно тогда зачинщиков-от повесили. – отворачиваясь, пробубнил хозяин дома. – Що це мы про давние дела-то заговорили… Угощайтесь, панычи! Все свое, домашнее…
- Я, пожалуй, оставлю вас ненадолго. – Митя решительно поднялся.
- Та звычайно ж… Ось там, за сиренью, бачите кущи? Будочка будет деревянная…
- Надеюсь, ее вы на ключ перед отъездом не заперли. - процедил Митя – мужиков и впрямь надо бить! По крайности, одного конкретного, позорящего его при дамах!
- Та не, панычу, як можна! – обиделся хозяин. – Просто запретил бездельникам моим даже носа туда совать – будет с них и выгребной ямы. А то все для гостей, для начальства держу: чистенькое, аккуратненькое, к примеру, ежели батюшка ваш изволит…
