Дзанг! Стекло покрылось паутиной трещин под весом навалившейся на него навьи.
- Чи репетуваты будешь: папа, спаси! – погано усмехнулась девчонка, и ее тощее личико показалось и вовсе крысиным.
- Я? – сквозь зубы процедил Митя. «Чтимые Предки и Господь наш Боже, чем же я так перед вами провинился, что вы забросили меня сюда? Надо же, «репетуваты»! Словцо-то какое гнусное! Светский человек «репетуваты» не может!»
Мысли пронеслись в стремительном хороводе… и стихли, оставив после себя ледяное, звенящее спокойствие. Сегодня он прояснит все до конца: и со здешними событиями… и с отцом… и с собой. Митя покосился на настойчиво напирающую на стекло мертвячку – и вихрем вылетел за дверь, захлопнув ее за собой и на всякий случай подперев колонной с бронзовым конем.
– Йдешь, панычу, чи под теми дверями ночуваты будешь? – шепот Даринки доносился с другого конца коридора. А он не услышал ни ее шагов, ни даже движения воздуха.
Митя высокомерно поглядел во мрак… сообразил, что толку от надменной физиономии все равно нет, никто ж не видит… и аккуратно ступая, двинулся следом. Доски у него под ногами едва слышно поскрипывали: вот как у девчонки получается ходить настолько бесшумно?
- Швидше! – влажные пальцы обхватили его ладонь, и Даринка поволокла его вниз по лестнице. Ступеньки взвыли под ногами. – Ох и шумный же ты, панычу!
Митя выдернул руку и принялся демонстративно протирать каждый палец извлеченным из кармана платком. Девчонка едва слышно фыркнула и аккуратно толкнула входную дверь. Высокая и широкая створка медленно и тоже бесшумно, как все, что происходило вокруг Даринки, распахнулась…
- Трррр! Тррррр! Трррр!
Митя отпрянул назад – пространство перед входом заливал мерцающий золотистый свет. В его сполохах то появлялись, то исчезали черные, изъеденные временем бока древних каменных статуй у входа. «Фонари у дверей – тоже электрические!» - восторженно ахнул Митя, теперь уже кидаясь вперед – плевать на мертвецов, это надо увидеть!
- Банг! – мертвячка спрыгнула сверху на вымощенное камнем крыльцо. Ощетинившаяся когтями лапа мелькнула у самого Митиного лица. Отпрянуть он не успел – навья сама шарахнулась назад, сдавленно шипя и прижимая лапу к груди. Припала к земле, растопырившись, точно громадный паук – и снова прыгнула, целясь прямо в распахнутые двери помещичьего дома. С пронзительным скрипучим шипением покатилась кубарем, точно натолкнувшись на невидимую стену.
- Ne serait-ce pas charmant?
[26]– пробормотал Митя, глядя на мечущуюся у круга света навью. Мелко ступая обутыми в тяжелые чеботы ногами и широко раскинув руки, как канатоходец над площадью, старуха обходила световой круг по самому краешку, даже носочком не заступая за его границу. Глубоко вошедшая дубовая щепка так и торчала из глазницы, зато уцелевший глаз пялился на Митю. – Похоже, она боится угольных свечей – прямо как перуновых молний! – с восторгом первооткрывателя воскликнул он. Быть может, он даже расскажет об этом отцу – пусть напишет доклад на Высочайшее Имя о пользе электрических фонарей для защиты от навий, глядишь, быстрее из здешней провинции выберется.
- Свезло нам – навить на кладбище идти не треба, сама пришла! – Даринка не отрывая глаз от мертвячки.
Странные у нее представления о везенье.
- Ту женщину, Оксану, что за ней присматривала, она уже загрызла?
- Ох и добрый ты, панычу, прям страх сказать! – мерзко щурясь, протянула девчонка.
Митя только скривился – причем тут доброта?
- Голодная навья будет во что бы то ни стало прорываться в дом. – пояснил он этой дурочке.
- Кажу ж – добрый-добрый…
Словно в подтверждение его слов навья снова кинулась прямиком на световой круг – и снова с яростным шипением откатилась.
- Шо тут коиться? – раздался гневный женский голос – и из мрака вынырнула давешняя бойкая стряпуха. – Шо за шум…
Шея мертвячки скрутилась: лицо вывернулась за спину, а Митя увидел старушечий затылок – блекло-розовая кожа просвечивалась сквозь поредевшие космы. Навья глянула на замершую перед ней стряпуху – руки тетки были все еще уперты в крутые бока – из пасти мертвячки вырвался скрежещущий свист. Без единого звука стряпуха подхватила юбку и дернула в темноту. Навья ухнула – и длинными скачками кинулась за ней.
- Да ну что ж! – как-то неопределенно возмутилась Даринка – и выскочила за световой круг. Митины пальцы на сей раз поймали не ее косицу, а воздух.
Митя замер на пороге. Единственное разумное деяние – вернуться в дом. И запереться в своей комнате. Может, еще проверить, как это отец столь восхитительно крепко спит, когда по фасаду навьи ползают. Мертвячка сожрет стряпуху – отяжелеет, до свету заползет в укрытие, и отыскать ее будет не сложно. А подзакусит девчонкой – так и вовсе обожрется, бери ее голыми руками. Мешало разумному плану лишь одно: пришлось бы признать, что он и впрямь трус. Да и девчонка – единственная, кто что-то знает о здешних делах!
- Говорить с ней после навьих зубов будет затруднительно. – процедил он, ныряя в темноту.
- Пошла! Геть звидси! – стряпуха обнаружилась в распахнутых дверях своей кухни – над этой самой дверью тоже светил электрический фонарь.
«На кухне! Для работников! Эдакая вещь! Ну, это уж и вовсе слишком, Свенельд Карлович!» – Митя расстроился.
Стряпуха жалась спиной к дверям – и горстями кидала соль из мешка прямо в оскаленную морду навьи. Мертвячка металась, отпрыгивая от разлетающихся белых крупинок, жалко, как больной щенок, повизгивала, когда они попадали на серую складчатую кожу… и не уходила, все также жадно протягивая когтистые лапы к стряпухе… и отдергивая их от светового круга.
- А ось тоби! Пишла! – колбасный круг ударил мертвячку в лоб, та припала на четвереньки, слепо принялась тыкаться мордой в землю, наконец нашарила колбасу – и с рыком, как оголодавшая шавка, вцепилась в нее зубами. Запах нагретой травы перебил резкий запах чеснока. Навь взвизгнула, роняя изгрызенную колбасу, раззявила рот и заметалась, точно пытаясь охладить обожжённую пасть. И с протестующим воплем снова сиганула в атаку на световой круг.
- Що стоишь, панычу? – словно сгустившаяся из мрака девчонка запрокинула к нему лицо. – Я-то думала, ты нас, биднесеньких, рятуваты кинешься. Ледве на порох не извелась, дожидаючись. Невже драться с навьей не станешь?
- Ни за какие коврижки! – самым натуральным образом испугался Митя. Он? С навьей? Знала бы эта дура, о чем просит!
- Тобто, не лыцарь ты! – нахально заключила девчонка.
- Ну что ты, я самый настоящий рыцарь! – очень всерьез заверил ее Митя. – Просто ты не принцесса.
Даже если б ему можно было навий убивать – она и впрямь думала, он станет рисковать жизнью ради крестьянской девчонки? Или вороватой стряпухи?