Она спала на боку, разметались по подушке волосы цвета серебра, острая коленка виднелась из-под края простыни, обмотавшейся вокруг изящного тела, подрагивали тонкие пальцы. Рин хмурилась во сне, кривилась.
Что тебе снится? Ты видишь меня? Помнишь хотя бы в собственных снах? Что ты с собой сделала?
Катарин с шумом вдохнула, снова поморщилась, сжимаясь в комок под тонкой тканью, обрисовывающей каждый соблазнительный изгиб.
А я продолжал на нее смотреть.
Под личиной ли она сейчас или настоящая? Да и… какое это имеет значение? Даже если ее лицо – это лицо Анны Знающей, мне все равно, по большому счету.
Что связывает ее и Альяра? Что на самом деле связывает ее и Шхассад?
Я не поверил ни на миг ни одному слову, которое она произнесла, рассказывая историю Гленна Равен. Возможно, поверил бы, если бы не знал, кто она такая. Ведь кандидатура «почившего супруга», семья были выбраны и правда слишком удачно. Род Равен и их младший отпрыск были скрытными, свет Сарраша практически ничего не знал о том, что творится за стенами Асим-Дара: кто кого любит, кто кого ненавидит, чем они занимаются, живут, дышат. И хоть Равен нередко появлялись при дворе, хоть и не были затворниками в полном смысле этого слова, близких отношений почти ни с кем не поддерживали. Особенно это касалось Гленна Равен. О нем практически не говорили и не упоминали, тем более не говорили и не упоминали об «увлечениях» мальчишки, совсем все стихло года за три до окончательного отъезда василиска из Сарраша. Впервые змей покинул Шхассад, когда ему только-только исполнилось двадцать. Отправился посмотреть мир, а вернулся только через пять лет и то всего на несколько месяцев, скорее из-за того, что просто уступил родителям, чем по собственному желанию. Его почти никто не видел, о нем знали еще меньше, чем о семье Равен в целом. Мальчишка постоянно был… где-то. Где угодно, на самом деле, но только не дома. За сорок с небольшим лет странствий и изысканий Гленну удалось заработать себе репутацию авторитетного ученого-историка, иногда змей преподавал, но особенно долго нигде не задерживался. Исключением стали, пожалуй, лишь Северные земли. Холодные, дикие, сами по себе отпугивающие любопытных, что уж говорить о волках. Соваться к Ледяным без веской причины никто бы не стал, а вестники, зеркала и порталы сбоят там почти так же, как и в Красных топях. Вот и канул в неизвестность младший сын Равен.
Очень-очень удобно. Идеально для Катарин.
Вот только…
Я снова посмотрел на девушку на кровати, потянул зубами за кончик простыни, подтягивая ее выше, укрывая и пряча теневую от моего жадного взгляда.
Только никакими рассказами, никакими учителями не привить этого умения вести себя, держать, разговаривать, даже флиртовать, проходя по тонкой грани, не скатываясь в пошлость, если эти знания и манеры не прививались с рождения. Катарин Равен – Анна Знающая была из знатного рода. В этом я не сомневался.
А поэтому еще вчера дал задание Лиаму узнать как можно больше и о Катарин, и об Анне. Правда, на скорый результат не надеялся: Равен знает, что делает, знает, как прятаться. А вот что мне делать с ней, я совершенно не представлял.
Неприятно кольнул сегодня ее взгляд под долбанной аркой, когда я все-таки нашел в себе силы оторваться от нежной руки, удержался от поцелуя. Потому что смотрела она не на меня, смотрела она на Крайдана Варнайского. Тот мягкий, завораживающий взгляд предназначен был для Инивурского дознавателя, а не для Инивурского лорда-наместника.
Глупо, конечно, ревновать к самому себе, по сути, но… дерьмо случается…
И Зайнаш… Невероятно, чудовищно раздражал меня этот змей. Его взгляды, его слова, жесты, направленные на Катарин, требовательный тон, когда он с ней разговаривал, будто имел право на такой тон и на эти взгляды. Особенно сегодня утром. Уж-переросток с далеко идущими планами и прозрачными, как слеза младенца, намерениями.
Я зарычал, хлестнул воздух хвост из-за раздражения, когти впились в плотный ворс ковра.
Морду ему, что ли, при случае набить… Или просто поговорить по душам, когда представится такой шанс? Одно утешает: Равен, кажется, совершенно не в восторге от неловкого Зайнаша.
Я тряхнул башкой и подтянул простынь еще выше, скрывая белоснежное плечо.
Искушение, сладкое-сладкое искушение… мучительное…
Я ведь держал ее сегодня полуобнаженную в руках, в холодной воде, вдыхал запах волос, дурел, зверел от каждого вдоха и выдоха, от бархатной кожи под пальцами, от мерного дыхания.
Духи грани, да я чуть контроль над тенями не потерял, когда она почти упала мне в руки. Бледная, дрожащая, мучающаяся от боли. И тем приятнее было пробуждение, тем слаще. Подпустила меня к себе так близко, позволила остаться…
Я потерся мордой о тонкую ладонь, скалясь…
Невероятно сложно держать себя в руках рядом с ней, невероятно сложно контролировать тени, слова, мысли, все.
Она выскребала, вытаскивала наружу все самое тайное, самое темное. Желание такой чудовищной силы, что оно крушило и выжигало изнутри.
И мне не хватало наших разговоров. Не хватало снов, сейчас больше, чем когда-либо.
Странно, необъяснимо.
Я хочу Катарин Равен, восхищаюсь ей, а скучаю по Анне Знающей. Ищу ее черты, ее движения, ее слова в Рин, и ведь нахожу.
Равен двигается так же, смотрит, хмурится, улыбается.
Нет. Не так. Я скучаю не по Анне Знающей, а по голосу, шепоту, разговорам, которые были между нами когда-то.
Я вздохнул, улегся у кровати Равен, положа башку на лапы, и закрыл глаза.
Я все исправлю. Я со всем разберусь. Найду Шайнилу и оторву ей голову за то, что она сделала, за то, чего не сделала. В общем, просто за все.
Хвост снова нервно хлестнул в воздухе, оскалилась тень на противоположной стене, с шумом вырвалось из пасти дыхание. Я недовольно заворчал и плотнее закрыл глаза.
Спать. Все остальное завтра, в том числе и желание убивать.
Разбудил меня шорох простыней на кровати где-то в полдень. Равен просыпалась: дыхание стало мнее глубоким, чаще и более отрывистой возня на кровати. Пожалуй, я понял, что теневая проснулась где-то лучей на двадцать раньше, чем это осознала сама девушка.
Поднялась она рывком, просто села в постели и затрясла головой…
Растрепанная, сонная, теплая. Хотелось ее сожрать.
…потерла ладонями лицо, а потом опустила ноги на пол. Вот только на полу был я…
Стоило пальцам коснуться моей спины, Рин шикнула, дернулась и ощерилась каким-то заклинанием: то ли плетью, то ли иглами.
- Доброе утро, - оскалился я, зевая прежде, чем теневая успела запустить непонятно чем в меня.
Равен пробурчала в ответ что-то невнятное, снова потерла ладонями лицо, сбрасывая плетение с кончиков пальцев.
- Что? – переспросил, продолжая наблюдать за ней.
