- Останови меня, - прохрипел, втягивая носом воздух, ее запах. Чувствуя, как частит ее сердце, отдаваясь в кончики моих пальцев пульсом на изящной шее.
- Как? – также прохрипел Равен.
- Оттолкни, ударь, разбей что-нибудь о дурную башку, - ответил, снова потянувшись к ней, снова прижимая к себе. Горячая, звенящая от напряжения, чувственная. Как мечта. Как моя мечта.
И я опять накрыл ее губы своими, очерчивая контур губ, лаская язык, небо, прикусывая и тут же зализывая собственные укусы. Спустился к шее, мазнул по скулам, вытаскивая и без того измятую рубашку из-под пояса брюк. Руки Рин пробрались под полы верхнего халата, она дернула его вниз с силой, которой я от нее не ожидал. Треснула ткань. Катарин провела ногтями вдоль моих рук, от запястий до локтей, к плечам. Откинула голову, выгнулась, когда я попробовал на вкус бешено колотящуюся вену на шее.
Застонала.
Стон прокатился по мне, будто живой, продрал до самого нутра. Я хотел ее так, что в голове гудело, что почти перестал контролировать тени. Дернул полы рубашки в стороны, опустил Рин на пол, склоняясь над ней, удерживая вес на руках, всматриваясь в лицо, скользя взглядом по молочной коже.
Катарин смотрела в ответ. Жадно, горячо. Дышала часто и надсадно, хрипло, шумно. И когда я склонился ниже, когда снова провел языком вдоль вены на шее, вдруг замерла. Застыла, забыв вздохнуть. А в следующий миг застонала, отчаянно и громко. Вскрикнула от боли, упираясь руками мне в плечи.
- Отпусти… - простонала она. – Отпусти, Крайдан…
Я подхватил ее под спину в следующий миг, снова всмотрелся в лицо, скривившееся от боли. Равен продолжала меня отталкивать.
- Что случилось? Катарин?
- Ты… не понимаешь! – она толкнула меня в этот раз сильнее. – Отпусти…
- Рин?
- Дурак, - всхлипнула она и обмякла. Вдох и ее Основная шарахнула мне в грудь, оскалилась, выросли когти, вытянутая, тонкая рука взметнулась в воздух. Моя Ночная успела вовремя. Перехватила взбесившуюся тень, спеленала. Основная Рин дергалась отчаянно и сильно, брыкалась взбесившейся кошкой. Но я почти не обращал на эту возню внимания. Рано или поздно тень Равен успокоится, ну, или по крайней мере, ослабеет.
Все-таки я был прав. Равен плохо, когда я рядом, больно от моих прикосновений. Настолько, что из-за этой боли она теряет сознание.
Я тряхнул головой, поправил на девушке одежду и открыл портал к ней в дом, ставя на развалюху, из которой мы уходили, защиту, стирая следы нашего здесь присутствия.
В спальне я избавил Катарин от одежды, укрыл одеялом и потянулся к пространственному мешку, в поисках восстанавливающего. Анне оно помогало. Я надеялся, что поможет и Катарин. Проглотить серебристую, вязкую жидкость ее пришлось заставлять, но все же удалось влить почти полпузырька. А после я ушел в гостевую спальню, оставляя рядом с девушкой свою Утреннюю. Хотелось, конечно, спать рядом с Рин, но вряд ли она обрадуется, увидев меня утром, вряд ли мое присутствие поможет ей прийти в себя.
Я лег на кровать, заложил руки за голову и уставился в белый потолок, думая над тем, что делать дальше, расставляя приоритеты.
- Не могу сказать, что ты хорошо выглядишь, - раздался в тишине голос. До боли знакомый голос, Ночная тут же метнулась к правому дальнему углу, целясь в горло нежданному посетителю. Я сел, всматриваясь в клубящиеся тени.
Выругался, потому что чужая тень рассеялась дымкой, и Ночная вертелась на месте совершенно зря, оставив глубокие борозды от когтей на некогда гладкой стене, безвозвратно испортив мозаичный узор.
- Я вообще ничего не могу сказать, потому что не вижу тебя. Полагаю, ты выглядишь еще хуже.
Я вслушивался в воцарившуюся вокруг тишину, всматривался в темноту, готовил плетение, но ничего не видел, кроме очертания мебели: сундуков, низких, широких кресел, шкафа, двери в ванную. Ничего не слышал, кроме собственного дыхания, шелеста листвы в саду.
- Ты груб, - раздалось снова где-то ближе, метнулась короткая тень крысой к кровати, замерла у ножки. А через вдох начала расти, вытягиваться и уплотняться. Еще несколько вдохов представления исключительно для одного зрителя и передо мной стояла Шайнила. Она осмотрелась насмешливо, оглядела комнату, кровать, меня, устремила взгляд за окно на несколько мгновений, потом снова посмотрела на меня.
- Где ты? Решил вспомнить молодость?
И я понял, что произошло, растянул в улыбке губы, сбрасывая незаконченное плетение с пальцев, позволив ему рассыпаться искрами на полу, поднялся и пересел в кресло, закрывая плотные шторы.
- Лучше расскажи мне, где ты? И зачем явилась? – Шайнилы тут не было. Точнее не так… Очевидно, в какой-то момент я все же отрубился, забыв про блоки, и сука проскочила в мой сон. Шайнила – ходящая во снах, она видит тоже, что и я, может вызывать какие-то воспоминания, но только самые недавние, обрывками и ошметками разрозненных картинок, может влиять на сны, но тоже в незначительной степени и, если не знать, как и от кого закрываться. Как закрываться от свихнувшейся бабы я знал.
- Ищешь меня? Скучал? – она приблизилась, опустилась на колени передо мной, положила руки мне на колени. Высокая, красивая и… все еще страшная сука. Я пытался понять, что ей надо, и вариант получался только один.
- Ты утомляешь, Шайни, - покачал головой, подпирая кулаком подбородок. – Я спать хочу.
- Снова грубишь мне, - кивнула девушка. – Что я такого сделала, Алистер? Почему ты так сердишься? Я так скучаю по тебе, я хочу…
- Мне плевать на то, чего ты хочешь. Мне на тебя плевать, – пожал я плечами насмешливо.
- Не ври мне! – взвизгнула сумасшедшая, тут же вскакивая на ноги, опираясь руками на подлокотники моего кресла. – Ты врешь… Почему ты врешь мне, почему оставил меня? – проговорила уже тише, склоняясь так низко, что даже в предрассветных сумерках я смог разглядеть потемневшие голубые глаза. – Разве я…
- Ты знаешь почему, Шайни, - я поднял руку, провел пальцами вдоль скулы, запустил руку в волосы и сжал, заставляя суку опуститься на колени, поднимаясь на ноги. Шайнила взвизгнула, скорчилась, хватаясь руками за мое запястье, вонзая когти мне в ладонь. Завоняло кровью. – Не надо было приходить, Шайнила. Не надо было искать меня.
- Алистер… - сука начала мерцать, таять.
Плохо, у меня совсем мало времени.
- А теперь поздно, - покачал я головой. – Я ищу тебя. Я найду тебя. Уже рядом, так близко, что ты представить себе не можешь. А когда найду выверну наизнанку, заставлю захлебнуться кровью.
- Ты всегда любил причинять боль… - с каждым словом она становилась все бледнее и бледнее. Зеленая рубашка стала серой, полы черного плаща рвано таяли в воздухе, лицо теперь походило на лицо призрака. Я почти не ощущал тяжести волос, все еще зажатых в кулаке. Сумасшедший блеск в глазах сменился холодом. Сука возвращалась, а я смотрел на нее И никак не мог унять ярость. Жаль, что здесь я ничего не мог сделать. Очень. Жаль.