Собирая мешочки с сушёной фасолью, сухарями, балыком, крупой, Райла всюду ощущала запах крови. Она торопилась, понимая, что это могло вернуться. Товары, которые нельзя было съесть, охотница отбрасывала в сторону, ничего нужного ей торговцы не имели. Внимание привлекла небольшая железная шкатулка, валявшаяся среди остатков спального места и прочей ерунды. Замок легко поддался ножу и на землю вывалилось множество бумажек, обрывков старого пергамента и монет; судя по всему, Райла нашла кассу.
Она быстро перебрала документы, оказавшиеся списками, расписками, договорами и заметками. Среди прочего нашёлся скрученный в трубку листок сравнительно новой бумаги, перевязанный верёвочкой. Сняв оную, Белая Ворона стала читать.
«Писано в десятый день месяца йула года одна тысяча шестьсот пятидесятого Этой Эпохи, рукой вольного торговца Ордана Брила со слов и от лица вилланки Латканы из деревни Холмы, что в пределе Хайбордан королевства Ривен.
Всякому, кого это касается:
«Из деревни лесорубов, что прозывается Подлесками, к нам больше никто не ходит. А раньше всегда ходили. Наши туда сунулись, но едва ноги унесли. Говорят, Подлески затопил красный туман, от которого жуть в самые кишки забирается. Давеча была ясная ночь, и туман этот из леса вышел, подкатил к самому подножью холмов, на которых наша деревня стоит, всё вокруг затопил. На утро мы по соседним хуторам прошли, а те пустые совсем, ни людей, ни животных, только кровью пахнет.
Нижайше просим помощи у всякого, кто сможет нам её оказать, ибо может так статься, что этот туман на холмы залезет. Не дайте пропасть».
К призыву о помощи вилланы деревни Холмы приложили семнадцать серебряных лунн и пятьдесят медных зилей в оплату любому, согласившемуся взяться за сие дело.
Послание записал и обязался перевезти Ордан Брил за плату в пятнадцать зилей».
Внизу стояла нехитрая подпись торговца и крестик, видимо, поставленный подательницей просьбы.
«Десятое йула», — думала Райла, — «всего пять дней назад этот медлительный поезд был в человеческом поселении. Потороплю лошадь и завтра окажусь там».
Она поняла, что, двигаясь по тонкой, лишённой ответвлений дороге, смогла вдруг встать на развилке. Один путь был ясен, — он вёл дальше, к человеческому жилью, теплу и безопасности, с монетами в кармане. Второй уводил в глубь чащи, пах кровью и сулил только возможность ещё раз рискнуть шеей. Райла вспомнила, как шла зачищать Ахтенайх, безрассудно, не зная, какой враг её ждал там. И всё же она победила. Теперь было иначе. Охотница чувствовала большую угрозу второго пути, она не смогла бы перечесть всех причин отказаться от него, но вместо этого видела причины его избрать.
Первый путь не стал бы для Райлы Балекас предательством неких принципов, она всем сердцем желала идти по нем, чтобы не сгибнуть, чтобы продолжить поиски того единственного, нужного ей человека. Но когда и если поиски эти наконец завершатся, быть может он спросит её, что Райла делала все эти годы? И тогда она очень хотела бы сказать, что спасала людей, также, как он спас её.
Ворона собрала с земли монеты, высчитала указанную сумму, положила оную на бумагу и смяла ту в комок, дабы отделить плату за заказ от прочих денег. Которые она тоже собралась присвоить. Проверив снаряжение, последнюю гренаду, заклинание Исцеления, бережно припрятанное на крайний случай, охотница свернула с дороги.
Пегая волновалась больше обычного. Мельчайшие капельки крови остались на земле, на коре деревьев, на листве кустарников. Что-то прокатилось там словно валун, сминая подлесок, снося пни. Но при этом никаких понятных следов.
Чтобы лошадь сохранила ноги в целости, Райла не гнала её, пегая похрапывала и пряла ушами, но пока слушалась. Охотница не могла не заметить, сколь тих был лес, какое напряжение сковало всё живое в нём. Под гнётом тишины она сама стала дышать тише.
Прошло время, солнце сделало два часовых шага по небесной своей колее, а охотница успела обнаружить, что изначальную просеку пересекало несколько других, более старых. Чем дальше она двигалась, тем труднее было различать дорогу, — так смят оказался лес, и эта тишина… Райла подумала, что раз доселе путь её был прямым как стрела, она будет придерживаться этого направления во что бы то ни стало.
Вскоре воздух окрасила розоватая дымка, густевшая чем дальше, тем больше. Пегая беспокоилась всё сильнее, но её хозяйка была тверда, заставляла превозмогать инстинкты. Страх, описанный вилланами деревни Холмы, к Райе всё не приходил.
Так, примерно во втором вечернем часу
[62] Ворона выбралась из-за деревьев на проплешину, усеянную пнями. Сквозь красноватый туман, который солнце делало лишь более зловещим, вдали проглядывался частокол, очень сильно пахло кровью. Райла спешилась, ещё раз проверила своё оружие, сняла с седла волшебный меч. Кобылку она привязала свободным узлом, как и прежде веря, что просто так «несчастливая» не бросит.
Путь к распахнутым настежь вратам затянулся, Райла не позволяла себе спешить. Она всё время представляла, как по этому свободному пространству будет убегать от чего-то большого, вырвавшегося из-за деревьев или из Подлесков. Чувство опасности уже долгое время предупреждало её, звенело под теменем всё более настойчиво, но пока что было терпимо. Не получалось пропустить мимо глаз некоторые пни, — раздавленные, расщеплённые, испачканные красным.
К воротам приблизилась совсем медленно, вошла в пределы поселения и стала оглядываться. Райлу встретила мёртвая тишина, пахшая кровью; запустение и густой розовый туман. От него на коже возникло ощущение сырости, а под одеждой, — ощущение липкой мерзости. Деревянные дома стояли с распахнутыми настежь дверьми, и никого живого округ, ни человека, ни зверя.
Женщина осторожно обходила жилища лесорубов, изучая каждую мелочь, каждую деталь простого осиротевшего быта. Судя по грязи, нанесённой снаружи, люди покинули деревню уж никак не меньше недели тому. Бросили всё, даже деньги, которые она смогла найти в нескольких тайниках; оставили скарб, инструменты, одежду, но увели с собой всю живность. Райла обошла несколько опустевших жилищ, заглянула на саму лесопилку, где прямо на пилораме лежало бревно.
Последним и самым большим зданием было то, что охотница сочла общинным домом. Перед ним стоял амлотианский алтарь, грязный и неухоженный. Двери были плотно закрыты, окна, — занавешены. Сквозь стены пёрло удушливое зловонье, какое витает летом над скотобойней, запах крови и животного жира, а ещё жар. Общинный дом был горяч, словно «кабан», нахождение вблизи него почти причиняло боль, а уж какую опасность чувствовала Райла. Всё у неё внутри дрожало, хотелось скорее броситься прочь, но Райла выбирала сражаться.
Рубить двери Олтахаром она не стала, пошла назад, — трудно ли обрести топор в жилище лесоруба. Войдя под одну из крыш, она легко нашла инструмент, но когда хотела было вернуться к общинному дому, замерла.
Отточенные до нечеловеческой остроты чувства Белой Вороны возопили о том, что снаружи двигалось нечто большое. Царствовала тишина такая оглушительная, что женщина даже не поверила им. Она вслушивалась, ждала, и лишь когда со стороны входной двери послышался скрип половиц, уверовала. Гибкая и стремительная Райла скользнула к распахнутому окну, неслышно выбралась наружу и стала продвигаться вдоль стены брошенного дома. Изнутри доносился теперь явственный, натужный скрип пола. Звук стих, замерла и она, дыша медленно, совершенно бесшумно.
