Через некоторое время Верховная мать призвала команду к молитве на верхней палубе. С той ночи, когда кааш лишился головы, она взяла на себя обязанность присматривать за моряками. В конце концов не это ли должен уметь делать жрец, — вести народ по пути праведному?
Её проповеди успокаивали, клеймя воплощение зла, которое сидело на носу корабля и молчало. Морякам казалось, что служительница Пылающего возводила стену света между ними и отродьем глубин, им становилось легче работать и спокойнее спать, а благодаря этому «Предвестник» мог скорее идти к цели.
Время от времени, перебарывая отвращение, Самшит следила за врагом. Его присутствие причиняло ей почти настоящую боль, но жрица заставляла себя. Глубинный Владыка был воплощением зла в Элрогианстве с незапамятных времён, но мало какие служители Пылающего по-настоящему сталкивались с его порождениями. Ко времени гибели империи они стали мягкими, порочными и бессильными, отчего не смогли сохранить свет истинной веры на западе. В отличие от них Драконьи Матери полторы тысячи лет сражались за своё существование, помогали Ур-Лагашу выживать и процветать меж двух сильных соседей. Знание врага истинного, древнего, должно было сделать Самшит ещё сильнее.
Она заметила, что белый орк приручил висса. Эти бестолковые мелкие летуны, совсем перестали его бояться, носились вокруг сидящей фигуры, сражаясь за остатки рыбы, прыгали даже на самого монстра и устраивали драки на его загривке. Пожалуй, одна лишь Самшит видела, как тот отбрасывал в сторону обглоданные рыбные костяки, а висса их приносили и получали по кусочку мяса.
— О господи, что тут творится? — тихо взмолилась Самшит.
Вечером того же дня Кельвин расстелил на палубе одеяло и заставил его посудой, на которой лежали свежие персики, абрикосы, вишни, гранаты. Он где-то нашёл жаровню, засыпал её углями и выложил на сетку мясо, достал несколько бутылок вина, — не обычного пойла, что моряки закупали бочками, а вина, кувшины которого носили печати богатейших винных домов. Не хватало только свечей, но корабельные фонари давали достаточно света.
— Мы преодолели четверть пути, госпожа моя, надеюсь, вы не откажетесь отметить это небольшое достижение. Вам можно пить?
— Немного можно.
— Какая радость! Я встречал разных служителей разных богов, с некоторыми было весело, как с последователями Нуфуба, например, а от других живьём покрываешься плесенью, — это я о жрецах Джады. С вами намного приятнее иметь дело.
Кроме них двоих на палубе были только телохранители Самшит. Маргу так и плавал где-то в чёрных водах, а команда сидела на камбузе и в трюме. Наёмник из своих денег закупил для матросов несколько бочонков по-настоящему хорошего, хоть и не великолепного вина, и много отличного мяса, чтобы они не показывались наверху подольше.
— Когда я добралась до Сайная, — припомнила Самшит, пробуя восхитительный напиток на вкус, — меня поразила их религия. Двоебожие, в котором один бог безусловно главенствует, а второй существует как пустяк.
— Не надо так, госпожа, Нуфуб не пустяк. Он бог молодых, дерзких, азартных, верящих в шанс и быстрый путь к обогащению. Джедуи говорят: «Кто не веровал в Нуфуба, — тот не был юным; кто не верует в Джаду, — тот не повзрослел».
— А вы ещё юный или уже повзрослевший?
— Я, — Сирли ловко поддел несколько кусков поджарившейся говядины и положил их на тарелку девушки, — думаю, вдвое вас старше. Право, память моя уже настолько плоха, что я об этом забываю время от времени и всё ещё скачу молодым козликом. Потом становится неловко.
Он улыбнулся, она невольно хихикнула и испытала стыд от того, насколько ей был приятен этот вечер.
— Я имела в виду… ну кому вы… какого вы…
— В вопросах вероисповедания ваш покорный подобен вестеррайхским гоблинам, то есть бродячий генотеист. Почитаю тех богов, на территории которых нахожусь. В Сайнае чтил Джаду и Нуфуба, в Вестеррайхе склонял голову во храмах Господа-Кузнеца… пожалуйста, не надо так морщиться, ведь в Ур-Лагаше я безмерно почитал Элрога Пылающего.
— Но у вас же была изначальная вера? В Вольных Марках почитают каких-либо богов?
— Нет, — пожал плечами одноглазый, подливая ей вина. — Вампиры не любят религий, не любят богов, потому что боги не любят вампиров. Знаете, отчего?
Самшит ожидала ответа, медленно откусывая от персика. Этот образ несколько заворожил Кельвина, однако он быстро очнулся и продолжил:
— Потому что богам неугодны те, у кого нет душ. Из-за этого сарди, как вы их зовёте, тяжело ходить по земле, на которой стояли культовые сооружения. Они запрещают религии, а смертным и плевать. Там, в Марках, госпожа моя, кровососы — единственные известные боги.
Они помолчали.
— Право, мне казалось, вы будете больше раздосадованы.
Самшит катала в тонких пальцах виноградину, разглядывая совершенный плод и так, и эдак.
— К вам я испытываю только искреннее сочувствие, Кельвин. Родиться в краю, где ты добыча во власти хищника…
— Не о том речь, госпожа моя. Нас там миллионы таких, и ничего, процветаем. Сарду воюют за нас, сарду судят нас, сарду следят за порядком. Для них мы стадо, которое нужно держать здоровым и довольным, чтобы кровавая дань казалась меньшим из зол. Не о том речь. Я думал, вы будете раздосадованы упоминанием об иных богах. Святые отцы-амлотиане, к примеру, не признают иных богов богами, — демонами разве что. А вы?
Терпкое вино медленно и приятно расслабляло лежавшую на одеяле Самшит. Ей становилось легко и даже весело, разум заволакивало полупрозрачным туманом.
— Как дракон летает надо всеми иными существами, разумными и неразумными, так Элрог парит выше любых иных богов и духов. И всякого из них он волен поглотить… — Она вдруг засмеялась пришедшей мысли, а потом в ужасе закрыла рот рукой.
— Что? Что случилось?
— Я только что допустила богохульство в мыслях!
Жрица отставила глиняный кубок и быстро насовала в рот еды. Выглядела она теперь презабавно.
— И всё же?
Не сразу она набралась решимости:
— Я подумала, что во времена империи эта догма звучала величественно. А теперь, когда весь культ ужался до размеров Ур-Лагаша… мы такие маленькие, такие слабые… мы вдохновляем последователей на битвы, напитываем их силой и яростью, с которой они веками отстаивают земли, принадлежащие городу. Но всё это не жизнь, культ не живёт больше, а выживает. Упорно, из последних сил.
— Полторы тысячи лет выживания? Вы отлично справляетесь, если угодно снизойти до моего мнения.
— Когда я найду Доргон-Ругалора, какой дом и какую армию я смогу ему предоставить? Не посмеётся ли он над нами? Не будет ли разочарован? Когда я найду Доргон-Ругалора, сочтёт ли он нас достойными и наделит ли нас Доргон-Аргалором? Господи…
Самшит не слышала Кельвина, ушла в свои мысли и лишь теперь наёмник понял, что его прекрасная нанимательница совершенно не умела пить. Даже полкубка вина смогли сделать её мягкой и вытянуть из глубин метания, не подобавшие главе религиозного культа. Вместе с тем она стала такой откровенно милой, настолько более уязвимой, живой. Одноглазый с трудом мог отвести взгляд.
