— И что… что там внутри?
Наёмник дёрнул щекой. Воспоминания были старыми, подёрнутыми патиной времени, однако цепко держались в голове. Именно эти воспоминания он сохранил хорошо.
— Меня там встретила мёртвая женщина, прижимавшая к груди мёртвого младенца.
Такого первожрица ожидать никак не могла. И она, и её свита, пребывавшая на спине гулгома, обратили пристальные взгляды на одноглазого. Светлые волоски на шоколадной коже Самшит приподнялись.
— Я восхитился тогда, ведь она пришла туда сама, пришла вместе со своим чадом и приняла смерть, потому что решила соблюсти положения адата пока владела собой.
— Но как это произошло? Как и почему она там умерла?
— Заразилась чем-то неизлечимым, судя по следам на мумифицированной коже, — просто ответил Кельвин. — Горянка поняла, что они с ребёнком больны и могут распространить заразу на других людей. Вместо этого она пришла в город мёртвых, села там среди мертвецов на каменную скамью, убаюкала малыша в последний раз и закрыла глаза.
Кельвин Сирли глубоко вздохнул и замолчал. Никто не нарушал его задумчивости, пока наёмник не обронил:
— Я хотел бы так умереть.
Рот Самшит приоткрылся от удивления.
— От морового поветрия?!
Наёмник вздохнул.
— Нет, госпожа моя, не о том речь, совсем не о том.
Он не мог не заметить вскоре, что дева время от времени поглядывала на город мёртвых и тогда мимовольно прижимала руки к груди, обнимала сама себя как от зябкости. Такая милая, такая трогательно хрупкая, хотя и сильная как бушующее пламя. Кельвин восхищался ею.
— Дети огня, вы живёте во свете и тепле, точно знаете, что не станете лежать в тёмном склепе сотни лет после смерти. О нет, вы поднимитесь в небеса пеплом и навсегда освободитесь. Представляя иссушенные мощи за теми стенами, вы думаете, что они заперты там навечно, обречены гнить в темноте, сокрытые от всего мира и от света вашего бога. Эта мысль вселяет в вас леденящий ужас и неиссякаемую скорбь.
Одноглазый наёмник прочёл мысли Верховной матери так точно, что она лишилась дара речи. Пожалуй, только теперь юная дева впервые разглядела за хищной красотой мужчину вдвое более старого, чем она; мужчину, который прожил две её жизни, вдвое больше видел, вдвое больше понял и теперь мог позволить себе смотреть на юницу как на дитя. Но не позволял.
— Перед тем как принять миссию, я попытался узнать, на кого буду работать. Немного прочёл о культе бога-дракона, о жрецах древнего Грогана, о вашем культе тоже. Как получилось, госпожа моя, что огромный культ погиб вместе с империей, а крохотная женская секта выжила и процвела?
Он хотел увести её мысли от склепов, а она и рада была позволить. Мессианство являлось второй натурой Самшит, о боге Верховная мать могла говорить бесконечно.
— Я польщена, но должна сказать, что вы копнули неглубоко.
— Каюсь, учился махать длинными ножами, а не смахивать пыль с древних манускриптов.
Самшит это показалось милым.
— Что ж, важный вопрос требует обстоятельного ответа. Начало Драконьим Матерям было положено задолго до конца Гроганской эпохи, наоборот, — у её истоков, в тайне. Наш путь указала нам сама Ирэлан Чистейшая.
Не получив ожидаемой реакции, дева нахмурилась.
— Вы не знаете, кто это?
— Учился махать длинными…
— Ирэлан Гроган, Кельвин, ради света Пылающего! Жена Сароса Грогана, и мать всех его детей! — воскликнула Самшит. — Первая императрица мира, женщина неописуемой красоты и великой мудрости! Ирэлан Чистейшая! Её кровь текла в жилах всех Императоров-драконов династии! Как вы можете!
— Шесть тысяч лет назад, госпожа моя, это произошло шесть тысяч лет назад. Надеюсь, такое оправдание умалит моё невежество? — улыбнулся он просительно.
Вздох.
— Придётся объяснять. Старый культ никогда не признавал того, что у Ирэлан был провидческий дар, Кельвин. Это всячески замалчивали, скрывали, но истина от того не изменилась, — Ирэлан видела будущее.
— Госпожа моя, Хиас тоже говорит, что видит будущее, но разве это плохо?
— Вы не понимаете, Кельвин. Ирэлан была избрана единственной из тысяч, чтобы взращивать в своём лоне священное семя будущего бога. Она не могла быть провидицей! Она не могла отклоняться от требований абсолютной чистоты, иначе чистота всей кровной линии Гроганов ставилась под сомнение!
Неожиданно первожрица вспыхнула, по-настоящему, искренне.
— Пожалуй я действительно не понимаю.
Второй вздох.
— Представьте, Кельвин, что совсем недавно Валемаром правили обезумевшие от могущества и безнаказанности маги. Они всё время воевали, убивая мир, терзая смертных. Но пришёл спаситель, пришёл Сарос Гроган, чьего голоса слушались существа ещё более смертоносные чем маги, — драконы! — В её неописуемо прекрасных глазах сверкнула искра фанатизма. — Он сокрушил нечестивое племя, прошёл по миру белым пламенем и собрал его, мир, воедино! Все тогда ненавидели магов, и пуще прочих ненавидел их сам Гроган. Ему нужны были дети, чистое потомство, не запятнанное связью с прежними владыками. И из всех была избрана Ирэлан, ибо её род на протяжении десятков поколений не имел в себе ни единого волшебника даже в те времена, когда родство с магами значило родство с властью. Само совершенство, Чистейшая!
— О! — воскликнул одноглазый наёмник. — Провидческие способности можно отнести к магическим!
— Вот теперь вы понимаете, — согласилась дева. — Поэтому культ и скрывал её пророчества позже, когда потомство было дано и власть Сароса Драконогласого обрела непоколебимую прочность. Хотя по приказу Императора-дракона их тщательно записывали и хранили. Никто мог бы и не узнать об этом, но через поколения архив был найден и вскрыт. Потомок Сароса Рискан, правитель, вероятно, — слова стали даваться ей труднее, — не столь… великий, как предок… прости Элрог, искал в пророчествах Ирэлан наставлений. То было время смут, империя распадалась. Именно из пророчеств он вынес знание о Драконьих Матерях, о Драконе Нерождённом и Драконе Новорождённом. Рискан решил, что Доргон-Ругалор — это он, и что его потомок явится в мир как новое воплощение Элрога.
— Рискан Отец Драконов! Я натыкался на это имя, когда искал записи о Драконьих Матерях… постойте, это тот император, который собрал сотни прекраснейших девушек и заставил их рожать ему бастардов? Тот самый?
— Драконовых Бастардов, — поправила Самшит, — самых великих воинов в истории Валемара, драконьих всадников, которые вновь собрали мировую империю воедино. А рожали их Драконьи Матери, — тогда наложницы, верно.
— Хо… как интересно, должно быть, занимать императорский трон. Хочешь сотни прекрасных дев, — получи, — усмехнулся наёмник, но вовремя спохватился. — Простите.
— У него не было выбора! — Прекрасное лицо Самшит осталось невозмутимым, только ноздри раздулись чуть шире обычного. — Спустя многие поколения кровь Сароса Драконогласого ослабела в потомках, всё меньше драконов подчинялись им. Рискан прибег к отчаянному шагу, наплодил детей, которые не могли претендовать на трон, но которые могли вести войну в небесах. К тому же, именно благодаря ему сейчас существуем мы. Именно среди наложниц распространилось и укрепилось знание о миссии, которую возлагала на них великая Ирэлан. Прошли века, гвардия незаконнорожденных сынов исчерпала себя, Драконьих Матерей распустили за ненадобностью. Но маленькая горстка женщин всё же не растворилась в истории. Они выжили, они продолжали верить и молиться, хотя их никто не признавал. И в те страшные дни, когда эльфы Далии крушили Алиостр, а разжиревшие жрецы дрожали в своих храмах из золота и кадоракара, Элрог Пылающий спасал этих женщин, чтобы сегодня я исполняла пророчество первой императрицы мира.
