– Света в моей жизни, – сделав ударение на слове «моей», отвечаю Верниковскому, опустив взгляд, – только по твоей вине, Дань. Я тебя услышала по поводу суда. Если повесткой вызовут – приду. Если нет и это только твоя инициатива – извини. Не хочу в этом всём больше барахтаться. И имею на это полное право. Скажи?
Он отвечает не сразу. Смотрит пристально, потом делает какое-то движение в мою сторону, но, словно раздумав, отстраняется.
– Имеешь полное право, – соглашается он.
– А по поводу защитить… У меня есть, кому позаботиться о том, чтобы я не пострадала. Так что защищай себя и Марка – это же теперь твоя семья.
Уже собираюсь отойти, чтобы вернуться домой, когда слышу тихое:
– Вижу, есть защитничек.
Мой взгляд мечется по двору. Нахожу глазами сначала огонёк тлеющей сигареты, затем – Сашу.
– Да уж получше многих будет, – отрывисто хмыкаю и иду к Дарьялову.
В который раз, Соня, да? Практически сцена из «Дня сурка», когда проживаю одно и то же, только в разных интерпретациях. И молюсь только о том, чтобы это поскорее закончилось.
В руках у Саши – бумажный пакет с наклейкой какого-то ресторана.
– Освободилась? – хмыкает он, отправляя окурок точно в стоящую неподалёку урну.
И в этом вопросе очень многое. Несколько тонов и полутонов, пусть даже Дарьялов их в одно-единственное слово и не вкладывал.
– Освободилась, – киваю я и улыбаюсь в ответ.
– Что это?
Смотрю на пакет, который Саша крепко сжимает в пальцах. Мы едем в лифте, и каждое мгновение, проведённое настолько близко, но врозь, становится иссушающим.
Именно это ощущаю. Что чувствует в этот момент Дарьялов – не знаю.
– В ресторане взял. Паста и десерт. Подумал, ты после работы голодная.
Он смотрит куда угодно, только не на меня. И от этого в нутре всё переворачивается.
– Голодная, – отвечаю, вкладывая в этот смысл совсем не то, что имел ввиду Саша. И на него смотрю, прямо встречая тот взгляд, который и сама хочу видеть.
В прихожей он просто бросает пакет с едой на пол, едва за нами закрывается дверь. Притягивает меня к себе, жадно целует, врывается языком в мой рот. Я упиваюсь тем, что ощущаю – близость мужчины, которого хочу. Эти мгновения, когда получила то, что мне сейчас единственно желанно.
Саша срывает с меня одежду и берет прямо в прихожей. Быстро, рвано, пробираясь в самое моё нутро. Туда, где, как мне казалось, не было места ни одному мужчине после Верниковского.
Всё происходит хаотично – несколько поспешных движений, и я взрываюсь. Словно у меня не было мужика как минимум несколько лет. Ко мне присоединяется Дарьялов, со всеми предосторожностями, предварительно закончив нашу близость.
– Всё ещё голодная? – усмехается он, когда всё заканчивается.
Смотрит исподлобья, и я устало улыбаюсь в ответ.
– Если ты о еде, то да. А если не о ней – то… всё равно да.
– Тогда поедим, а потом продолжим, – говорит он и, притянув меня к себе целует, прежде чем сказать: – Потому что я тоже всё ещё дико голодный.
Мы уплетаем холодную пасту и салат так, как будто не ели до этого неделю. На моё предложение разогреть то, что должно быть горячим, Дарьялов отмахивается. Он сосредоточен – хмурится, но вопросов не задаёт, хотя они, вроде как, совершенно очевидны.
Наблюдаю за Сашей украдкой, как было в тот момент, когда села к нему в машину. Мне нравится то, что вижу. И нравится понимать, что сейчас я вроде как действительно стала другой. Не Соней, готовой смотреть в рот своему мужу. А совсем иной женщиной, у которой теперь совсем другая жизнь.
Соприкоснувшейся с другими эмоциями и ощущениями, отозвавшимися во мне таким ярким откликом, что у меня голова кругом.
– Верниковский приезжал, чтобы просить меня быть свидетелем на суде. Он вроде как иск подал на то, чтобы Свету лишить родительских прав. Или определить место жительства Марка. Я в этом не особо понимаю, – произношу скороговоркой, отставив опустевший ланч-бокс.
Дарьялов кивает. Доедает свою порцию и тоже отставляет пустую упаковку.
– А ты? – спрашивает таким тоном, что понимаю – не только мне это небезразлично.
Саша не станет сейчас устраивать мне разборок на тему того, что ко мне ездит бывший муж. Потому что прежде всего он неравнодушен к судьбе Марка.
– А я не знаю, что мне делать.
Дарьялов притягивает меня к себе. Сажусь к нему на колени, словно маленькая девочка. С той лишь разницей, что с Даней я и вправду была такой, и застряла в этом возрасте. Сейчас же чувствую себя не уязвимой, даже наоборот – оперившейся.
– Смотря что ощущаешь сама.
Саша поглаживает меня по пояснице. Невесомо, почти неощутимо.
– Чувствую, что… Марк мне небезразличен.
Слова эти произношу, а у самой всё в душе сжимается до крохотной точки. Не готова была признаться в озвученном даже сама себе, а теперь вот говорю это и понимаю – это не ложь. Марк мне и вправду небезразличен.
– Это нормально, Соф, – кивает Дарьялов. – Нормально.
– Думаешь? Я ведь его пару раз видела…
– Нормально быть человеком. Нормально спасти пытаться – ребёнка ли, или котёнка. Дать им всё, что можешь. Это нормально, Соф, – повторяет он.
Я смотрю на Сашу и у меня в голове мысли роем. Правильно ли будет сейчас всё отбросить – обиды, желание уязвить, попытки отстраниться… и помочь Марку, который в этом нуждается? Где та грань, перейдя за которую я останусь самой собой? Да и есть ли она в принципе?
– Котят вроде как ещё не спасала. Но Марку хочу дать всё, что от меня зависит, – шепчу, а сама в плечо Саши утыкаюсь.
– В суд пойдём, когда тебе повестку пришлют. Не согласилась ведь сама? – спрашивает Дарьялов, зарываясь пальцами мне в волосы.
– Неа. Но пойду и без повестки. Точнее, пойдём. Ты же тоже об этом всём многое знаешь.
Это не утверждение. Скорее – вопрос. И Дарьялов, на которого взгляд вскидываю, кивает.
– Многое знаю. Как уже говорил, пацана из пожара того вытащил. Буду свидетелем на суде, как и ты.
Он касается губами моих губ. Опять едва-едва, словно поломать меня боится.
– Света мне угрожала, – признаюсь хриплым голосом, когда этот поцелуй заканчивается. – Сказала, что расправится, если я сделаю что-то, что ей не понравится.
Я не сразу понимаю, что происходит с Сашей. Он напрягается, довольно жёстко отстраняет меня и смотрит так, что мне становится не по себе.
– Почему молчала?
И вправду… почему я молчала? Сейчас, сидя на коленях Дарьялова, я этого не понимаю. Но ведь в тот момент, когда ко мне наведалась Света, я не могла ни на кого положиться на все сто.
