– Потому что одна я была, Саш, – устало мотаю головой и поднимаюсь на ноги.
Отхожу к окну, смотрю на поздний вечер и то, что ему сопутствует. И мне вдруг в голову осознание влетает, как будто стрелой – Верниковский ведь видел, что я с другим мужиком домой к себе иду. И ничего не сделал.
Не то чтобы этого хотела. Совсем нет. Просто этот факт – он как окончательное понимание того, как относится ко мне сейчас Даня.
Повернувшись, смотрю на Сашу. Он подошёл и теперь стоит в нескольких сантиметрах от меня. И близость его меня касается так, как будто физически её ощущаю.
– Была одна, а теперь всё иначе, – выдыхает Дарьялов, разворачивая меня лицом к себе. – Теперь мы вместе.
Он меня целовать начинает, а я чувствую, что загораюсь заново. Будто не было того, что сжигало нас обоих каких-то полчаса назад. Саша меня на подоконник сажает, сам устраивается между моих ног. Под жадными касаниями моих рук – перекатываются стальные мышцы. А жажда, с которой Дарьялов вновь меня берёт – иссушает.
– Саш… – выдыхаю едва слышно, закатывая глаза от нахлынувшего удовольствия.
– Что? – остановившись, спрашивает Дарьялов, на что получает весьма красноречивое действие, когда впиваюсь ногтями в его предплечья.
– Хочу, чтобы больше не была одна, – шепчу хрипло.
И Саша, продолжая то, от чего я схожу с ума, выдыхает едва слышно:
– Ты больше не одна. Ты моя.
Время летит с такой отчаянной скоростью, что я начинаю путаться в днях недели. А может, тому виной то, как я себя ощущаю. Словно в прошлое попала, где мне дали шанс прожить реальность наново, только теперь совсем иначе и помня о минувшем опыте.
А может, этому одно название – счастье? От влюблённости, от простых посиделок за кино, от шуток или от молчания, поделённого на двоих. И от жадной близости, которая проявляется во всём, начиная от постели и заканчивая долгими объятиями перед тем, как Саша уходит на работу.
Но в один день всё меняется. Я даже не осознаю это сразу, скорее чувствую. Это как один из инстинктов, спрятанных глубоко, и выходящих на поверхность в тот момент, когда ему самое место и время.
Хотя, нет. Меняется всё не в один день, но это понимаю позже.
– Соооонь, ты чего это, а? – спрашивает Юлька, с которой мы сидим в кафе.
Я раз за разом смотрю на экран телефона. Хватаю сотовый так часто, что на это обращает внимание подруга. А всё потому, что Дарьялов не звонит. Снова.
Снова, да, потому что вчера он тоже нашёл повод не приехать, сославшись на то, что устал. А пару дней назад и вовсе я не смогла получить от него ответа ни на одно своё сообщение.
– Не знаю, Юль. – Губы поджимаю, чтобы лишнего не сказать, а у самой на душе так тревожно-муторно, хоть на стенку лезь.
– Рассказывай, – велит подруга, и меня как будто прорывает.
Говорю о том, что меня наизнанку выворачивает. Об отстранённости Сашиной. О том, что он стал себя вести иначе. Сначала слова медленно выдыхаю, подбирая каждое из них, а потом сбивчиво, перемежая факты своими домыслами.
– Погоди-погоди, – буквально взмаливается Юля, подняв руку. – То есть, за последние несколько дней Дарьялов вдруг изменился?
– Да. Изменился.
– И никакого объяснения этому у тебя нет?
Я делаю глубокий вдох, прикрываю глаза и мотаю головой.
– Абсолютно. Если бы были – я бы сейчас на тебя всё это не вывалила.
– Хм…
Подруга отпивает латте, смотрит за окно. Я же – впиваюсь взглядом в её лицо. Мне так нужно, чтобы хоть что-то прояснилось. Чтобы Саша, например, просто взял чёртов телефон, на который я названиваю сегодня с самого утра. Чтобы у меня в следующую нашу встречу не возникло желания устроить ему допрос. Чего не делала ни разу, потому что вроде как мы ничего друг другу не обещали. Да и вроде Дарьялов повода не давал. А этот игнор можно на что угодно списать – на завал на работе, скажем, которым он не хочет меня озадачивать.
– Поговори с ним об этом, – наконец изрекает Юля. – Ты же знаешь – самый верный способ всё прояснить – простой разговор.
Взгляд опускаю на зажатый в руках телефон. Может, зря я так, а? Мы ведь взрослые люди, у каждого из которых могут быть свои занятия. Между нами лишь самое начало отношений, которые по любой причине могут закончиться в обозримом будущем. Только от чего так горько становится, когда думаю об этом?
– Поговорю, да, – хмыкаю невесело. – Только бы вообще нашёлся.
– Да найдётся, куда денется, – уверенно говорит подруга, и мне становится хоть немного, но всё же легче.
Мы с Верниковским приезжаем в ЗАГС к назначенному времени, чтобы забрать паспорта и свидетельство о расторжении брака. Я настолько глубоко погружена мыслями в отсутствие Дарьялова, что Даня, который перехватывает меня в тот момент, когда выхожу на улицу, засовывая в сумочку документы, кажется принадлежащим какой-то другой жизни.
– Сонь… уделишь мне пару минут? – спрашивает он, и в словах его и действиях нет ничего того, что раньше меня отталкивало.
Как будто стену между нами нерушимую поставили, и теперь не только я это понимаю, но и сам Верниковский.
– Уделю, чего не уделить-то? – пожимаю плечами.
В голове хаотичные мысли. О Саше. Понять бы только, почему думаю о нём, а сама с Даней в сторону отхожу.
– В общем, я извиниться хочу. За то, что о тебе не думал, когда просил с Марком помочь. За то, что поступал всё это время, как эгоист.
Удивлённо смотрю на бывшего – теперь уже окончательно и бесповоротно – мужа. Такой искренности в его голосе не было дай бог памяти сколько времени.
– Извинения приняты, Верниковский. Но вообще я сама тебя набрать хотела. Сообщить, что на суде буду. Можно повесткой, можно меня как свидетеля вызвать. Я приду.
На лице Даниила – неверие вперемежку с таким облегчением, что оно передаётся и мне. Отпускаю всё и вся именно сейчас, в данный момент. То, что с мужем нас связывало. Нет ни обид, ни желания уязвить, сделать больно, уколоть так, чтобы до печёнок достало.
– Спасибо, Сонь… спасибо тебе. Просто человеческое. От меня и Марка.
– Да не за что, Дань. Вроде как не чужие люди друг другу.
Молчим, а у меня на языке вопрос вертится, вот только бы понять, какой именно. Стою и хмурюсь, пытаюсь осознать, о чём должна спросить Верниковского. А он замер напротив – терпеливо ждёт чего-то. Руки засунул в задние карманы джинсов, на меня смотрит и молчит.
– Вот ещё что, – подбирая слова говорю, уже зная, о чём должна аккуратно разузнать.
– Да? – чуть охрипшим голосом отвечает Даня.
– Саша тоже приехать может на суд. Он же тоже ко всему этому… причастен.
Мне совсем не хочется, чтобы Верниковский интерпретировал эти слова по-своему. Перенёс на нашу с ним семейную недожизнь, в которой барахтались с того момента, как я узнала про вторую семью. Желается же мне совсем другого – пусть Даня чувствует то же, что и я в данный момент. С оттенком лёгкой грусти, но всё же – облегчение.
