Мне совсем не нужно об этом думать. Эти мысли не принесут ничего, кроме приглушённой, ещё не исчезнувшей боли. Тем более, мы с Даней сейчас видимся в последний раз, как я смею надеяться.
– Да? – хрипло выдыхаю в трубку и слышу чёткие указания, когда и куда нам повернуть при подъезде к посёлку, слишком хорошо знакомому мне с детства.
– Что там? – требует ответа Верниковский, когда я отключаю связь.
– Возле Красносельского повернуть направо. Помнишь, там, где дядька какой-то мёд продаёт?
– А дальше?
– Дальше скажет, куда, когда доберёмся и я ей позвоню.
– Хорошо.
Чёрта-с-два, хорошо! Меня вновь колотит крупной дрожью. Уж как-как, а вся эта эскапада не может быть названа определением «хорошо».
– Верниковский, а ты вообще наперёд не продумал варианты, при которых Света будет выкидывать такое и дальше?
– Продумал. Адвокат сказал, что будем пытаться лишить её материнских прав.
Не то чтобы я в этом сильна, но мне казалось, что сделать это не так уж и просто.
– Понятно. И ещё одно – ты мне вроде как гарантировал защиту от наличия в моей жизни матери твоего сына. А сейчас я сижу рядом с тобой в машине и мы едем прямиком к ней. Понимаешь, о чём я?
– Понимаю. Это в последний раз, Сонь. Обещаю.
Он снимает руку с руля, проводит дрожащими пальцами по ёжику волос. Хочется спросить, в кого Даня такой идиот, но я благоразумно молчу.
В тишине достигаем конечного пункта. Верниковский останавливается чуть в стороне, едва съехав с трассы на просёлочную дорогу. Смотрит на меня, и я набираю номер Светы. Снова слушаю её холодный голос, от которого по спине ползёт ледяная змейка ужаса.
– Сказала, чтобы я одна была. Обрисовала, куда идти.
– Куда?
– В дальнем конце посёлка чуть правее дом какой-то старый.
– Хорошо. Я рядом буду.
– Она сказала, нет.
– Я всё равно буду рядом. Просто стану держаться так, чтобы не заметила.
Даня подаётся ко мне, обхватывает ладонями мои ледяные руки. Шепчет едва слышное «спасибо», а мне бы поскорее с этим всем покончить и тоже уехать. Одной, забрав с собой Руфу. Куда-нибудь подальше, хотя бы на северный полюс, что ли…
– Давай деньги, и я пошла, – высвободившись, берусь за ручку на дверце.
Пока есть силы, и страх ещё не превалирует над желанием помочь.
– Я рядом буду, – снова заверяет Верниковский, вручая мне пакет с деньгами.
Даже неинтересно, во сколько Света оценила свободу собственного ребёнка.
– Ага.
Быстро захлопнув дверцу, шагаю по дороге в указанном Светой направлении. И когда до дома остаётся всего ничего, проверяю сообщения на своём телефоне.
«Соф, я ментов знакомых на уши могу поставить. Приедут, если скажешь, куда именно».
«Софа, только не молчи. Куда мне ехать?»
«Возьми уже чёртову трубку!»
Водопад сообщений и пропущенных звонков от Дарьялова, на которые я не ответила. Блин…
«Я уже на месте. Надеюсь, что всё произойдёт быстро».
«Мать твою, я чуть не поседел. Кинь мне точку, где ты сейчас. Я двигаюсь в сторону Выборга».
Я быстро, чтобы не передумать, бросаю Саше информацию о своём местоположении. А передумать хочется – потому что вроде как ввязала в это всё человека, который не имеет к случившемуся никакого отношения.
Впрочем, я, вроде как, не имею тоже. И потому сейчас понимание, что я во всём этом не одна, мне необходимо, как глоток свежего воздуха.
Иду в сторону обозначенного дома едва ли не на полусогнутых ногах. Страх охватывает всё сильнее с каждым сделанным шагом. Всё очень плохо, Соня. Очень. И тебе нужно об этом помнить и не надеяться на волшебника в голубом вертолёте.
По сути, этот мой альтруизм будет в любом случае не оценён. Но я понимаю сейчас Верниковского. Когда ребёнок становится заложником такой ситуации – каждая минута может стать фатальной.
Каждая.
Что толку сейчас размышлять о том, что можно было бы решить всё иначе, продлив агонию маленького мальчика? Да и не смогли бы мы это сделать – ни Даня, ни я, ни Дарьялов.
Именно на Сашу сейчас вся моя надежда, хотя втягивать его в случившееся мне, похоже, совсем не стоило. Но только от его образа, встающего перед глазами раз за разом, мне становится спокойно на душе.
– Заходи, – просто говорит мать Марка, когда достигаю того самого дома.
Приходится проморгаться. Света от фонарика слишком мало, а рассмотреть хочется слишком многое.
«Вторая семья Верниковского» отступает в сторону, и я пробираюсь мимо неё в нутро странного жилища. Кажется, что уже его видела, вот только понять бы – где?
За нами закрывается дверь. Ступаю по скрипящему полу, жадно, словно в последний раз, вдыхаю спёртый пыльный воздух.
– Вот деньги, – говорю как можно спокойнее, протягивая Свете пакет. – Где Марк?
Она не отвечает. Приходится попытаться рассмотреть хоть что-то в навязанной мне темноте.
Сына Верниковского нахожу взглядом не сразу. Он сидит в одном из углов и смотрит прямо перед собой. Когда вскидывает голову – вижу затравленный взгляд. Впрочем, он очень быстро сменяется болезненно-детским восторгом.
– Тётя Соня!
Марк вскакивает, устремляется ко мне. Застывает, когда его глаза находят Свету.
– Да, я здесь. Мы сейчас с тобой отсюда уйдём, – заверяю его, а сама в это не верю даже отчасти.
Деньги Света не забрала… Это ужасает больше всего остального.
– А папа? – тихо спрашивает Марк.
– Папа не смог приехать, но я тебя к нему отведу.
Встаю так, чтобы находиться между Светой и её сыном. ЕЁ! СЫНОМ! Чёрт бы всё побрал. Вот только это обстоятельство важно для кого угодно, но только не для «второй семьи» Верниковского.
– Вот деньги, – повторяю истерично. – Я забираю Марка. Мы уходим.
Едва ли не силой впихиваю в руки Светы пакет с внушительной, судя по толщине пачек, суммой. Сын Дани всё же бросается ко мне. Вкладывает маленькую ладошку в мою руку. Сжимаю детские пальчики с такой силой, что приходится удивиться – как их не сломала.
– Нет, так не получится. Я уйду первая. Потом выведешь этого. – Она кивает на Марка. – Мне ещё не хватало, чтобы у меня бабло в итоге забрали, когда вы на свободе окажетесь вперёд меня.
Фыркнув, Света впивается пальцами в пакет с деньгами. Отступает к двери, я же тесню малыша назад. И тут случается то, чего никто из нас не ждёт.
Мать Марка задевает чадящую лампу с керосином. Другого источника света здесь нет, но сейчас это совсем неважно. Та падает, разбивается и выплёскивает содержимое на пол.
