– Я… мне кажется, он немного в депрессии.
– А мне кажется, он идиот.
– Ладно, пусть так. Но он мой идиот. По крайней мере, связанный со мной узами брака.
Я машинально беру очередную пару штанов и складываю их, прежде чем осознаю, что это штаны Грега, а не мои, и их точно не следует класть в стопу чистой одежды.
– Фу… это еще что, черкаши?
[10]
– Угу, – отзываюсь я без выражения. Загадка: имя тебе не тот, за кого я выходила замуж когда-то.
– Какая мерзость!
И это говорит женщина, которая ходит по моему дому в грязных носках и разбрасывает повсюду объедки от пирогов? О боже…
– Ты не понимаешь, это часть семейной жизни.
Я швыряю штаны в кучу для стирки, убеждая себя, что все в порядке, а затем в последний раз пытаюсь достучаться до своих отпрысков:
– ДЕТИ!
– О, извини, я забыла, что у вас же общие дети.
– Нет-нет! Я не это имела в виду.
Изрядная доля усилий при общении с моей сестрой тратится на то, чтобы не ткнуть ее носом в тот факт, что у меня есть семья, а у нее нет. Пока что. Она всегда утверждает, что не хочет детей, но откуда ей знать наверняка? Поэтому я стараюсь не затрагивать лишний раз этот вопрос.
Наступает неловкое молчание, поэтому когда Мелисса снова заговаривает, ее слова слегка сбивают меня с толку.
– Ну что, женщина-робот, почему бы тебе немного не отдохнуть? Отвлечься от работы, от детей и от твоего ненаглядного Грега, оставляющего следы на штанах? Это пойдет тебе на пользу!
Я настолько благодарна тому, что неловкая ситуация преодолена, что отвечаю в положительном ключе.
– М-ммм, возможно. Когда-нибудь.
Я много что планирую на период времени под названием «когда-нибудь», прекрасно понимая, что вряд ли у меня найдутся свободные ячейки в семейном календаре, расписанном на два года вперед.
– Вот и здорово, – хватается Мелисса за мои слова. – Мы могли бы вместе придумать что-нибудь. В духе лагеря для девочек-скаутов!
– Это когда вожатые хлопают тебя по заднице, а потом все едят пережаренные до углей консервы?
Она кажется слегка обиженной.
– Тебе точно понравится!
«Ну уж нет, – думаю я. – Чтобы мне что-то понравилось, это надо еще очень постараться…»
– Не хочешь отправиться куда-нибудь на недельку со мной? – спрашивает она вкрадчиво.
«На недельку? Так долго…», – хочется мне сказать. Но вместо этого я пробую другую тактику:
– Я съезжу куда-нибудь с тобой, как только ты разберешься со своим зубом мудрости.
Мы обе понимаем, что это маловероятно.
У Мелиссы настоящая фобия врачей, в появлении которой она обвиняет маму, которая какое-то время посылала ее к диетологу незадолго до нашего взросления.
– Если бы тебя взвешивали каждый месяц, как призовую корову, то ты бы тоже не любила врачей.
– Это не одно и то же!
Затем я принимаюсь привычно защищать тех, кого уже нет на свете, хотя ни у кого из нас нет никаких доказательств, да и припоминаем мы то время весьма смутно.
– Если бы ты вовремя вылечила зуб, он бы у тебя не болел!
– Он и не болит, – поправляет меня Мелисса. – Просто немного ноет, иногда. И стреляет.
Она сжимает рукой челюсть.
– Не обижайся, но я правда не люблю врачей.
– Уже обиделась.
– Кроме того, я здорова, как бык.
Как ни горько это признать, но, если не считать зуба, она права.
– Жаль, что ты отказываешься пойти в стоматологию. Тебе могли бы подарить стикер или даже игрушечного динозавра.
– Правда? – оживляется Мелисса.
– Нет, ты же не пятилетка.
– Тогда точно не пойду.
– Ну и ладно. Живи со своим разлагающимся зубом, от которого опухнет десна и воспалятся мягкие ткани. А я буду заниматься своими рутинными делами.
«Вот и уклонилась от пули», – подумала я.
– Тебе не надоедает все время быть правой? – огрызается она.
– Я не специально.
Она немного размышляет, пока я заправляю простынями две односпальные кровати и раскладываю еще три кучи разной одежды для стирки (белое, цветное, деликатное). Потом я включаю пылесос и прохожусь с ним по спальне, заметно нервничая. Наконец Мелисса прищуривает глаза и очень медленно моргает.
«Все равно что выходные в мозгу у телепузика», – думаю я.
Затем она заговаривает:
– Ну хорошо, я это сделаю.
– Что? – спрашиваю я, просовывая одну руку в пододеяльник, а другой пытаясь затолкнуть в него пуховое одеяло.
– Запишусь на прием. На следующую неделю. А затем закажу поездку. Для двоих.
Вот дерьмо.
– Ты хоть встряхнешься немного.
Мне хочется возразить и сказать, что мне не нужно «встряхиваться», но я тут же вспоминаю несколько эпизодов, говорящих о том, что в последнее время со мной действительно что-то не ладно. К этим эпизодам принадлежат следующие (помимо прочих):
– Искала подборку «Лучшие песни Майкла Бубле» в Google
[11].
– Административные ошибки/опечатки. Вроде того, как я отослала электронное письмо сотруднику фармацевтической компании со словом «Целую» в конце или сказала новому коллеге-ортодонту, что я «очень занятная», когда хотела сказать, что «занята».
– Не рассердилась и даже не удивилась, когда Грег съел сэндвичи, приготовленные на день рождения Томаса, потому что подумал, что они «лишние».
– Принимала душ сидя.
– Мистер Зубы…
При этом воспоминании у меня снова начинает урчать в желудке. Поэтому я делаю то, что делаю всякий раз в таких случаях. Просто хороню это воспоминание. Хлоп, и нет его! Та-дам! Да, много можно найти примеров таких сбоев… Может, я и в самом деле перенапрягаюсь. По чуть-чуть каждый день. Как лягушка в кастрюле, которую медленно доводят до кипения. Что, если я на грани нервного срыва, а никто этого не замечает? Это так похоже на меня. Я молча паникую пару секунд, пока не слышу слова Мелиссы:
– …сейчас это легко, они всем помогают…
– «Помогают»? Мне не нужна терапия!
– Какая терапия? Ты про что?
– О… – смущенно тяну я. – Никакая. Ни про что…
