Наверное, Грег погрузился в очередной просмотр «Новостей-24» с бутербродами…
Вместо звонка я посылаю ему текстовое сообщение. Когда раздается писк отправленного послания, я понимаю, насколько соскучилась по этому звуку.
Не так, как по детям, ОЧЕВИДНО… Но все равно соскучилась.
И еще я соскучилась по всплывающим пузырькам под моими словами, говорящими о том, что кто-то печатает ответ. А потом…
Пошли пузырьки!
Похоже, Грег отвечает. Пузырьки продолжают всплывать, пока он печатает, а потом ничего не происходит. Отображается только мое сообщение, повисшее в пустоте.
«Это плохо. Очень плохо… Но мы не можем расстаться, – продолжаю убеждать себя я. – У нас двое детей! Кто захочет встречаться со мной, когда у меня двое детей?»
Я продолжаю смотреть на телефон, ничего не делая. Никаких пузырьков. Никакого ответа.
Кто захочет меня? Уж точно не Грег, это ясно…
Мне хочется написать: «Дорогой Грег! Не начинай того, что не собираешься заканчивать…» Но потом понимаю, что более взрослая реакция профессиональной матери двоих детей с четырьмя «вечными» хозяйственными сумками в машине – это не переходить к пассивно-агрессивному обмену сообщениями. «В общении с мелкими людьми будь выше» или что-то вроде того. Сделав глубокий вдох, я снова звоню. И снова. Но никто не отвечает. Снова.
Он не хочет разговаривать со мной. Что означает – мне не удастся поговорить с Томасом и Шарлоттой… Сценарий, составленный частично мною самой. Отчего настроение у меня падает ниже некуда, а в голове начинает разминаться греческий хор, готовясь к выступлению на бис. Поэтому я решаю отвлечься от печальных мыслей, воспользовавшись по максимуму своим полученным контрабандным образом телефоном.
Та-дам! И плохие мысли похоронены!
Несколько текстовых сообщений внушают мне чувство собственной значимости, несмотря на то, что они, по большей части, представляют собой вариации вопроса «Ты где?» от коллег, которые забыли о моем кратком отпуске. Если не считать их, то получается, что никто меня не хватился.
Никто? Меня эта мысль немного ранит. Конечно, я рада, что не поступало никаких сообщений с анонимного номера, который, как я уверена на 99 процентов, принадлежит Мистеру Зубы. Но остальные-то? Неужели совсем никто? Я снова задумываюсь над тем, как моя социальная жизнь в последние годы идет на спад.
Вместо того чтобы погрузиться в дела рабочие и семейные, я пролистываю фотографии Шарлотты и Томаса, хранящиеся на моем телефоне. Чистая любовь преодолевает уныние, и я немного воодушевляюсь. Я смотрю, как дети наряжаются для первого дня в школе; как они позируют в саду на фоне безоблачного голубого неба; как играют с выпавшим прошлой зимой снегом
[34].
На очередной раунд звонков ответа по-прежнему не поступает, поэтому я решаю развлечься с помощью других приложений. Проверяю значки в LinkedIn (Новый запрос! Знает ли Элис Рэй про наши виниры? Как будто ей не наплевать!), удаляю несколько электронных писем из хирургического отделения, которое может подождать, и отмечаю флажком другие, на которые отвечу, когда вернусь. Потому что теперь, с перспективы нескольких дней, я понимаю, что на самом деле письма с пометкой «СРОЧНО» не настолько уж и срочные, как кажутся.
За исключением пломб миссис Уайт. Их-то как раз нужно заменить в самое ближайшее время…
Я переправляю просьбу в регистратуру с сердитым красным восклицательным знаком, говорящим о высоком приоритете. Потом перехожу в браузер, пользуясь доступом к бесплатному Wi-Fi
[35].
И не успеваю я осознать, как уже по уши погружаюсь в фотографии одной старой школьной знакомой на Facebook, завидуя ее идеально снятому дому и ощущая подкатывающие приступы травмы периодических нагрузок, от которой регулярно страдаю. «Это плохо, – напоминяю я себе. – Прекрати. Прекрати немедленно. Перестань пролистывать сейчас же». Но в последний момент, перед тем как закрыть приложение, я замечаю, что Стив из хирургии опубликовал «смешное» видео, которым поделились несколько сотен тысяч раз, озаглавленное «Женщина сходит с ума на работе» и сопровождаемое тегом #вотэтошоубизнес. В своем комментарии Стив пишет: «ОБЯЗАТЕЛЬНО посмотрите – после этого мне моя работа кажется не такой уж и сумасшедшей», на что Беверли из регистратуры не слишком остроумно ответила: «Здесь сходить с ума не обязательно, но помогает!»
Я нажимаю на него, не думая. Ссылка переносит меня на один из тех сайтов, которые пестрят женщинами в бикини, загорелыми мужчинами с немного нахальными взглядами и лозунгами о том, как бельгийские трансвеститы морально развращают нашу молодежь за счет британских налогоплательщиков. Я морщу нос и уже собираюсь закрыть станицу, обещая себе быть выше всей этой чепухи, как видео начинает проигрываться автоматически.
«Ну ладно, это не моя вина», – думаю я. И смотрю.
Поначалу кажется, что это ошибка. Просто какие-то кадры чьих-то ботинок на фоне потертой ковровой дорожки, как будто кто-то нажал кнопку записи случайно. Я наклоняюсь ближе, чтобы ничего не пропустить, и улавливаю едва слышный звук. Поэтому я прибавляю громкость, пока не слышу отчетливо женский голос. Раздраженный голос. Даже, скорее, разгневанный.
– Чего ради я должна с кем-то считаться? – спрашивает она. – Скажите, чего ради? – повторяет она, меняя тон. – Ну, давайте, говорите. Ради кого я тут парюсь? Среди людей, которые годами не прикасались к расческе и у которых такой вид, как будто их нужно долго тереть мочалкой. Они даже еще не родились, когда я проводила свой первый телемарафон со знаменитостями. Но разве я жалуюсь?
Ответа она не ждет.
– Нет, не жалуюсь.
Камера поднимается чуть вверх, дрожа в стиле The Cook Report
[36], как будто снимающий набрался храбрости и решил продолжать съемку без ведома объекта так, чтобы лучше было видно само действие. Я вижу туфли-лодочки, из которых вырастают стройные и смуглые женские ноги. Женщина стоит у кулера с водой, слегка покачиваясь и время от времени шагая ко второму человеку – мужчине в джинсах и толстовке. Камера двигается так, что их лица постоянно размыты, но в перерывах между фразами женщина, похоже, отхлебывает из белой фирменной кружки.
– Единственное – единственное! – что я ожидаю, так это некоторого признания. Но нет. Я узнаю из вторых рук – из вторых рук! – что мое шоу отдали какому-то… эмбриону!
– Они сказали, что просто хотели создать более молодежную энергетику, – пытается объяснить Мужчина в Толстовке.