– Не уходи, – прошептал беззвучно.
Он смотрел на нее отчаянно и упрямо, на дне светло-голубых, ясных глаз, словно ледяная шуга, роилось желание. Яна чувствовала, как оно ее затягивает, уводит из реальности. Медленно выдохнула.
– Слушай, я понимаю, у тебя гормоны играют, наверняка, какие-то там соображения на счет крутизны переспать с великовозрастной дамой, – при этих словах в его глазах мелькнула холодная, как острие дамасского клинка, искра, губы сжались в упрямую линию. Яна сделал вид, что не заметила. – Что ты от меня хочешь?
– Я хочу быть с тобой, – ни капли игры, только обезоруживающая откровенность.
Яна отвела взгляд, промолчала. Сделала шаг к выходу из сквера.
Мстислав вскочил, преградил дорогу:
– Ян, не уходи так.
Молодая женщина замерла, изучая его решительный до отчаяния взгляд, плотно сомкнутые губы.
– Ты не отстанешь, да? – прошептала. Он молчал, только скулы сильнее обострились. – Пообещай мне, что ты отстанешь от меня, если я дам тебе то, что ты хочешь?
Решение сорвалось с губ внезапно, отразилось в его глазах удивлением, тоской и пугающей ясностью. Так смотрят приговоренные, которым зачитали решение об отсрочке в исполнении приговора.
Ее сердце стучало в груди, вырываясь и сгорая от стыда – она только что предложила себя этому человеку, которого знает несколько дней. Который смотрит на нее так, словно читает открытую книгу. Рядом с которым горит лицо, и закипает кровь.
Яна уставилась на его губы:
«Пусть оно идет все прахом!» – неожиданно повторила его слова.
По лицу Мстислава пробежала серая тень, парень повел плечом, потер себе шею. Ухмыльнулся:
– Сделка?
Она кивнула с вызовом:
– Сделка. И ты исчезаешь из моей жизни раз и навсегда.
– Окей, – он улыбнулся уголком рта. – Если ты потом сама этого захочешь.
Яна закатила глаза:
– Ой, вот только не надо этого… Герой-любовник нашелся. Неужели ты думаешь, что ты, сопляк на гормонах, можешь меня чем-то удивить?
Он смотрел на неё с интересом, словно уже пробуя на вкус, пытаясь понять, что произошло, откуда такая внезапная решимость, что прячется на дне бурлящей Марианской впадины.
Яна поняла, что краснеет. Спасибо тональному крему, пудре и вечернему солнцу, – это, скорее всего, со стороны не заметно. Do, ut des; facio, ut facias – поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой. После того, что она сегодня поняла о Владе, эта формула применима и к ее собственной жизни.
21
Егор Борисович Федотов уже давно для себя все решил: работает до пенсии, потом едет в Грецию, покупает там белый домик на берегу Средиземного моря, непременно с бассейном и верандой. Пьет красное вино, заедает оливками и фетой и покачивается в кресле-качалке, наблюдая за волнами. Точка. Сорок лет, как из армии пришел, с должности курьера до кредитного эксперта, с рядового сотрудника до начальника отдела. Рывок карьеры был в девяностые. Дальний Восток полыхал. Расцветало маковым цветом браконьерство, гоняли праворульки из Японии, рвали кедр. Егор Борисович умудрился не вляпаться ни в одну группировку. Он вел счета скрупулезно и одинаково честно как для мэра, так и криминального авторитета. Давал дельные советы и удачно пристраивал незаконно нажитое и откровенно наворованное.
В нулевые, когда бизнес подался в политику, ему предлагали в депутаты – отказался.
– И правильно сделал, – похвалил себя вслух, потягивая шоколадно-горький виски.
За спиной скрипнула дверь.
– Тебя еще три часа ждать? – холодно поинтересовался, не оборачиваясь.
– Работал, – отозвался молодой голос.
– Работал, – передразнил Егор Борисович. – Что ты там работал?! Два притопа, три прихлопа, за всю жизнь и копейки не заработал. Я в твои годы…
– … миллионами ворочал, – закончил фразу молодой голос. – Да, знаю, ты говорил. Раз сто. Зачем вызывал?
Егор Борисович поставил стакан с ледяным виски на угол стола:
– Раз звал, значит, нужно было.
– Вот я и хочу узнать, зачем, – на Егора Борисовича уставились с усмешкой серо-голубые глаза. Тот недовольно вздохнул, отвернулся.
– Матери звонил? – поинтересовался холодно.
– Звонил. Сказала, что ты – козел, у нее новая жизнь, – серо-голубые глаза препарировали, разбирали эмоции холодно и методично.
Егор Борисович встал, подошел к окну. Его жена ушла от него месяц назад. Собрала вещи и уехала в свою квартиру, отослала охранников. Ему отправила СМС: «Я ушла, оставь меня в покое, я тебе ничего не должна». На пустом месте, без предупреждения. Просто отправила коту под хвост тридцать лет совместной жизни.
– Клим, – имя сыну она тоже выбирала жена, в то время сильно увлеченная сериалом о Климе Сангине
[18] и тайно влюбленная в исполнителя главной роли, Андрея Руденского
[19]. Сын и вправду походил на актера: тот же внимательный взгляд, интеллигентный профиль. Изящное пенсне на нос – и копия. – Клим, я хочу, чтобы ты работал у меня.
Парень усмехнулся, сунул руки в карманы брюк:
– Хоти.
Егор Борисович обернулся, посмотрел на сына:
– Если ты сейчас не вникнешь во внутренние дела, я не смогу провести твою кандидатуру на должность своего заместителя на ближайшем заседании акционеров. Ты это понимаешь?
– Понимаю, – Клим улыбался вызывающе. Он прекрасно знал, как отца бесят односложные ответы.
– Ты готов приступить к обязанностям?
– Не-а. Я тебе уже говорил об этом. Раз сто.
Егор Борисович побагровел:
– Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься? – при этих словах парень поморщился, выставил вперед ладони, будто защищаясь.
– Давай без патетики и мелодрам? Я тебе сказал три года назад: у тебя своя дорога, у меня своя. Твоим банком я заниматься не собираюсь.
– А чем? Чем ты собираешься заниматься? Только в игрушки можешь резаться. Целый день по клавишам тюкаешь!
Парень задумался, посмотрел внимательнее:
– Тебя это так беспокоит?
– Да! – в голосе отца слышалась надежда.
– Тогда прекращай беспокоиться и ищи себе замену, – Клим решительно развернулся и вышел из кабинета.
Егор Борисович тяжело вздохнул, снова взял в руки виски и отвернулся к окну. По коридору слышались удаляющиеся шаги сына.
