Они спустились к реке, прошли до запруды. Сидели на горячем песке. Целовались.
– Пошли, я тебе что-то покажу? – предложил, подмигнув, как заговорщик.
Ангелина пошла. Из любопытства. И еще потому, что доверяла.
Они прошли к его машине – транспорт припарковали вдалеке, чтобы никому не мешать.
Он усадил ее на заднее сиденье. Закрыл двери. Снова начал целовать. Не так, как раньше. Требовательно, жгуче. А потом она просила остановиться, а он сделал вид, что не услышал. Было больно, стыдно. Она просидела в машине до вечера, пока вся компания не стала собираться по домам.
Надо было тогда сказать родителям. И не подпускать его к себе.
А она испугалась. Струсила. Ведь она сама села в машину. Недостаточно четко сказала ему «нет». В тот вечер Игорь, прощаясь, сказал, что теперь она никому, кроме него не нужна. Что она теперь – его собственность. И он не отдаст ее никому. Киношно и показушно поцеловал в губы при всех.
«Надо было бежать, – повторила себе сегодняшней. – Тогда ничего бы этого не было».
Страх отнимает половину жизни.
Ей повезло – у нее отнял лишь пять лет.
Пять лет во лжи, где для посторонних Игорь – любящий и внимательный красавец, – за закрытыми дверями благоустроенной квартиры превращался в мстительного и мелочного зверя. Пять лет Ангелина радовалась плохой погоде летом и наступлению холодов – тогда она переставала выглядеть странно в свитерах, необъятных худи, с плотно замотанной шарфом или платком шеей. Пять лет боялась увидеть на столе серый блокнот, в который он заносил ее прегрешения, достойные «наказания».
Пять лет ненавидела три кубика льда в стакане воды и ровно, сантиметр к сантиметру, выставленные на столе приборы.
Она дорого заплатила за свою трусость.
Сейчас она, словно волчица, принюхиваясь к рассвету, готовая на побег.
В рюкзачке – одна смена белья, заветная карта и документы.
Если завтра ей повезет, то она больше никогда не вернется сюда.
Завтра.
Ангелина с тоской услышала, как скрипнула дверь в спальню, как продавился под тяжелым мужским телом матрас. Содрогнулась от горячей ладони на щиколотке.
Зажмурилась, чувствуя жадные прикосновения.
«Только бы наступило завтра».
Глава 3. Показ
Тонкие пальцы касались глянцевых страниц. Мужчина лениво просматривал каталог, перелистывал их, практически не фиксируясь на увиденном. Его собеседник заметно нервничал, но старался сдерживаться.
– Я не заинтересован в этом проекте, – процедил, наконец, мужчина. У него был высокий голос, такой же тонкий, как его пальцы. И такой же нервный. – Мне думается, что в принципе организация круиза – не окупится.
Его собеседник деловито отозвался:
– Но привлеченное к этому внимание уже хорошо сказалось на рейтингах. СМИ наблюдают, ждут историю о Золушке. Продажи прошедшей коллекции выросли на сорок процентов…
Мужчина захлопнул каталог, посмотрел на своего оппонента. С удивлением отметил:
– В самом деле?.. Хм. А что, для этого надо действительно искать Золушку, как вы выразились? Что, найти проверенного специалиста проверенными способами нельзя? Что за ребячество…
Он порывисто встал, подошел к огромному панорамному окну, за которым сгущались Нью-Йоркские сумерки. Его собеседник добавил мягче:
– Мне думается, Мария решила немного поиграть в меценатство. Это обычно хорошо сказывается на имидже компании. Нам давно требовалось нечто подобное.
Мужчина перешел на фальцет, проговорил раздраженно:
– Я не готов отдать место дизайнера человеку со стороны. Надеюсь, это понятно…
Его собеседник потупил взгляд, прошептал примирительно:
– Понятно, да.
– Ну тогда вам должно быть понятно, что я готов заплатить, чтобы этот кастинг не состоялся.
Его собеседник насторожился.
– Нет, здесь я прошу разъяснений. Что именно вы от меня ожидаете? Официально отменить круиз?
Мужчина рассмеялся:
– Не разочаровывайте меня, Майкл. Мне нужно максимум дивидендов из этой авантюры. Раз СМИ реагируют, то пусть реагируют. Они ждут шоу. Дайте его им!
– Там десять претендентов. Можно организовать скандал.
– Хорошо. Думайте еще…
Его собеседник откинулся на спинку кресла, склонил голову к плечу:
– Рич, у меня сейчас возникла идея… Скажите, вы готовы на светский скандал и готовы заплатить за то, чтобы этот круиз стал событием, вписанным в историю Высокой моды?
Мужчина с интересом уставился на него.
– Продолжайте.
– Десять претендентов. Амбициозных, мечтающих о славе… Готовых пойти на все, – он выразительно замолчал, на губах играла дьявольская усмешка.
– Кажется, я начинаю понимать, о чем вы говорите… И мне определенно нравится эта идея. Действуйте…
– Вы даете полную свободу действий? – мужчина смотрел в упор, холодно щурясь.
Тонкие пальцы скользнули к бумажнику, потянули за угол чековую книжку. Один росчерк пера и хрусткий листок перешел в руки нового владельца.
– Надеюсь, эта сумма вас убедит в серьезности моих намерений.
⁂
Утро 31 мая началось с проливного дождя и разбитой чашки кофе.
Пока Степан вытирал тряпкой коричневую лужу со светлой кафельной плитки, в кухню зашел отец:
– Что, брат, осваиваешь новую профессию? – спросил с издевкой, устраиваясь за столом. – Правильно. Физический труд облагораживает человека.
Он был огромный и значительный, его отец. Высокий рост, густой бас, волос цвета воронова крыла. Гроза политиков и бизнесменов, неизменный спецкор одного из ведущих телеканалов. Грегорио Пас Фернандес, в обрусевшем варианте Григорий Пас. Великий и Ужасный.
Рядом с ним Степан всегда чувствовал себя гадким утенком. Правда, и отец не забывал об этом напоминать – подтрунивал над выбором «бабской» профессии, странными взглядами на «красиво-не красиво», и больше всего – над грядущим безденежьем: отец придумал для него, выпускника лучшего лицея столицы, отличника и стипендиата, совсем другое будущее. Отец для него мечтал о карьере дипломата.
Сын молчал, потому что спорить бесполезно.
Степан промолчал и сейчас. Собрал осколки чашки, выбросил в ведро.
Отец придвинул к себе кофейник, снял со стойки чашку – крепкую, обстоятельную с толстыми краями и увесистой ручкой. Плеснул в нее кофе.
– Вон там еще разводы подотри, – хохотнул, ткнув пальцем под ножку стола.
Степан прополоскал тряпку, тщательно отжал. Протер пол начисто. Придирчиво огляделся.
