— Это Хильда-то слабая? — хмыкнул я.
— Когда она не может набить кому-нибудь морду — да, потому что яд всегда хуже кулаков.
— Поэтому ты всё откладываешь её дебют?
— Угу.
— Но рано или поздно им придётся выйти в свет.
— Лучше поздно, чем рано. Как по мне — пусть лучше сразу пойдут в академию. Да и на приёме у нашего бургомистра хрен блеснёшь, а вот замараться можно по самые уши…
— Он тебе не нравится? — спросил я.
— Он никому не нравится, — скривился Райнхард. — И место своё получил только потому, что является племянником князя. Да и поговаривают про него разное…
— А что именно поговаривают?
— Ну, например…
…Я проснулся.
С бешено бьющимся сердцем, звучащим в унисон перестуку рельсов.
Справа от меня спала Хильда, завалившись на моё плечо и бессовестно пуская слюни на плащ. И ладно бы на свой, так нет же — на мой!
Слева уютно улеглась Вилли, используя вместо подушки мои колени.
За окнами вагона в закатных лучах солнца проносились телеграфные столбы — мы возвращались обратно в Чердынь.
Вилли едва не загнала лошадь, но уже часам к шести привела помощь в виде старенького паровоза с несколькими вагонами. На нём прибыло и подкрепление в виде двух десятков княжеских дружинников, из них половина — маги, но в них нужды уже не было. Я представился их старшему, кратко описал, что произошло и на всякий случай заявил права на трофеи и уничтожение преступников, если за них была назначена награда.
Дружинники остались разбираться на месте крушения, охранять вагоны с оружием, а всех пассажиров рассадили по вагонам и отправили обратно в Чердынь. В пути мы задремали после этого долго дня, даже несмотря на жёсткие деревянные сиденья в вагонах третьего класса…
И тут мне приснился этот сон.
И это был явно не просто сон — люди обычно не запоминают сны, а этот я и сейчас мог воспроизвести в мелочах. Словно это было не сновидение, а воспоминание.
Может, так и работает эта моя невесть откуда взявшаяся способность? Показывать, что случится, и что могло бы случиться.
Причём не каждый раз что-то новое, а в рамках какой-то одной… линии. Где я ссорюсь с Хильдой, получаю от неё по шее, мы ссоримся и… и…
События с почти слышимым щелчком сошлись воедино — будто бы детали сложного механизма. События сошлись воедино, и меня прошиб холодный пот.
Это словно шестерёнки, вращающие своими зубьями другие шестерёнки, валы и червячные передачи. Или цепь, где одно звено тянет за собой другое.
Звено — я либо читаю, либо не читаю нотацию Хильде, после того как её приводит уездный городовой.
Звено — я либо проигрываю ей в драке, либо нет.
Звено — мне неожиданно приходит в голову идея уговорить дядю взять Хильду на большую охоту, а ведь иначе мы бы просто сходили в короткий рейд.
Мы убиваем одну химеру, а вторая попадается тойфелю — возможно, тоже из-за нашего присутствия. Ведь что-то мне кажется, что те странные ночные атаки были вызваны тем, что гейстов манил наш дух.
Мы убиваем химеру, и она не выходит в людные места, наталкиваясь…
Наталкиваясь на отряд «уравнителей», которые планировали налёт на карьер.
И гейст высшего ранга — это не разъезд порубежной стражи, гейст кладёт их всех прям там. Либрия отказывается от налёта на поезд — нет попытки ограбления оружейной лавки, нет захвата вокзала, нет попытки захватить поезд…
И что получается?
А получается — очень неприятное. Получается, что всю эту цепь событий привёл в движение мой совершенно рядовой и мелкий…
Да нет, не может быть.
Бред какой-то. Что-то больно много я на себя беру. Да и разве способен такой незначительный эпизод иметь столь далекоидущие последствия?
С другой стороны… Насчёт тех же пророков — не Истинных пророков веры, а магов-предсказателей — они ведь ни разу не предсказывали что-то в отдалённой перспективе. Да, секрет этого Дара и по сию пору считается одним из самых секретных и охраняемых, но факт в том, что пророки ни разу не предсказали будущее через пять, десять, сто лет. И если будущее меняется по принципу снежного кома, когда после вмешательства в естественный ход истории образуется вал совершенно новых событий… Да, это многое бы объяснило.
Но что в таком случае считать естественным ходом истории? Как подсказывает логика — это такая цепь событий, которые бы случились, не откройся кому-то возможное будущее и не решись этот кто-то вмешаться и что-то изменить…
В моём случае — это, хех, я.
Но в чём всё-таки причина? Дар, даже какой-нибудь мелкий, просто так не проявляется — этому обычно всегда предшествует какое-то потрясение. Либо физическое, либо моральное, но всегда это встряска — как негативная, так и позитивная. А что было у меня? А ничего не было…
— Вот только никто не возвращается с Той Стороны прежним, — послышался насмешливый шипящий голос.
Я резко повернулся направо… и не обнаружил никого там, откуда донеслись эти слова.
Только на сидениях по ту сторону прохода тени сгустились во что-то большее, чем просто мрак.
В темноте сверкнула пара алых глаз, блеснули белые клыки в открывшейся в воздухе пасти.
Я аккуратно сдвинул руку в сторону висящего на поясе револьвера… И услышал шипящий смех.
— В этом нет нужды, Конрад. Уж кто-кто, а я для тебя совершенно неопасен…
— Кто ты? — спокойно спросил я, вспоминая схему изгнания нематериальных сущностей.
— Кто ТЫ? — эхом откликнулась темнота.
— Это не ответ.
— Нет, это именно что ответ.
— Хочешь сказать, ты — это я? Слишком сказочно.
— Я не хочу сказать и не говорю, — ответила темнота. — Единственное, чего я желаю — это стать единым. Сделай нас снова единым, Конрад.
— Звучит довольно мерзко, не находишь? — хмыкнул я.
Что плохо — для большинства схем изгнания призраков и им подобных требовался спусковой жест или слова, что для меня сейчас было… не вполне удобно. А только на мыслесхемах всё делать — это дольше и сложнее…
— Ты не в курсе? Винтеров с детства учат, что заключать контракты с Той Стороной, мягко говоря, глупо.
— Ну, тогда, Винтер, спроси дядю о Ритуале Айнхайт — узнаешь много интересного, — шипяще засмеялась тьма. — И, возможно, всё-таки решишь перестать быть калекой, когда вспомнишь…
— И что я вообще должен вспоминать?
— Хм… Например… Касимов?
— И что я о нём должен помнить, кроме отметки на карте? — хмыкнул я, почти заканчивая схему изгнания нематериальной сущности. — Я не был в Касимове.
