А в саду разгуливал Готтфрид, который терпеть не мог званых обедов, пирушек и охотнее ковылял на своих ходулях. Увидя Эмиля, гарцующего на коне, он снова кубарем полетел в куст сирени.
– Чей конь? – крикнул он, как только ему удалось высунуть нос из куста.
– Мой, чей же ещё? – ответил Эмиль. – Конь мой.
Сперва Готтфрид никак не хотел этому поверить, но, когда наконец понял, что Эмиль не шутит, пришёл в ярость. Сколько он клянчил у отца коня, клянчил с утра до вечера, и что же ему отвечал всякий раз отец? «Ты ещё маленький. Ни у одного мальчика в твоём возрасте нет коня!»
И как это взрослым не надоест вечно врать! Вот вам, пожалуйста, Эмиль! Пусть папаша полюбуется собственными глазами, если они у него есть и если он только пожелает выйти и посмотреть! Но он сейчас сидит с гостями за столом и пирует, объяснил Готтфрид Эмилю. Он долго будет сидеть с этими дурошлёпами, которые только и знают, что есть, пить и без конца произносить какие-то речи.
– Эх, выудить бы его оттуда, – мрачно сказал Готтфрид, и на глаза у него навернулись слёзы.
Эмиль пожалел Готтфрида и не долго думая нашёл выход. Если бургомистр не может выйти к коню, то конь может войти к бургомистру – это же проще простого. Надо только въехать вверх по лестнице в прихожую, а оттуда прямёхонько в столовую. Единственное, что требуется от Готтфрида, – открывать двери.
Если тебе случалось когда-либо бывать на пиру, где неожиданно появляется конь, то ты знаешь, что гости так таращат на него глаза и подскакивают на месте, будто видят коня впервые в жизни. Именно так было и на пиру бургомистра. Сам бургомистр первый тому пример. Он подскочил на стуле и так поперхнулся тортом, что не мог вымолвить ни слова в своё оправдание, когда Готтфрид крикнул ему:
– Ну а теперь что ты скажешь? Вот видишь, он – мальчик, как и я, а у него уже есть конь!
В конце концов все гости обрадовались, что к ним пожаловал конь. Ведь конь – чудесное животное. Всем, всем без исключения захотелось потрепать Лукаса по холке. Эмиль сидел верхом и сиял. Так и быть, пусть гладят его коня.
Среди гостей был и старый майор. Ему не терпелось показать, как он здорово разбирается в лошадях. Майор решил пощупать заднюю ногу Лукаса – ой-ой-ой, он ведь не знал, что Лукас боится щекотки!
Бургомистр, выплюнув кусочек торта, уже успел прийти в себя и собрался было отчитать Готтфрида, но как раз в этот миг майор притронулся к задней ноге Лукаса. В ту же секунду в воздухе сверкнули лошадиные копыта, задев стоявший поблизости сервировочный столик, и торт со взбитыми сливками, описав в воздухе дугу, со звучным шлепком угодил в физиономию бургомистра.
– Буль-буль, – только и произнёс он.
Гости, как ни странно, загоготали, словно вовсе лишились рассудка. Одна жена бургомистра не осмелилась хохотать. Она испуганно засеменила к мужу с лопаточкой для торта. Необходимо было срочно начать раскопки на его лице и проделать хотя бы щёлочки для глаз. Иначе бургомистр не увидит, как веселятся гости у него на дне рождения.
Тут Эмиль вдруг вспомнил, что ему пора возвращаться домой в Лённебергу, и поспешно выехал из дверей зала. Готтфрид бросился вслед за ним. Какой толк разговаривать сейчас с папашей, если он по уши залеплен сливками? Кроме того, Готтфрид был не в силах расстаться с Лукасом.
Возле калитки Готтфрида ждал Эмиль, чтобы попрощаться.
– Везёт же тебе! – вздохнул Готтфрид и в последний раз потрепал Лукаса по холке.
– Ясное дело! – подтвердил Эмиль.
Готтфрид снова вздохнул.
– Зато у нас будет фейерверк, – сказал он, словно утешая самого себя. – Смотри!
Он показал Эмилю петарды, лежавшие наготове на столе в беседке, окружённой кустами сирени. У Эмиля ёкнуло сердце. Понятно, он торопился, но ведь за всю свою разнесчастную жизнь ему ни разу так и не довелось увидеть фейерверк.
– Дай одну! – попросил он. – Только посмотреть, заряжена она или нет.
Готтфрид не долго думая вытащил из груды одну хлопушку.
– На вот эту, маленькую, – сказал он.
Эмиль кивнул головой и спрыгнул с коня.
– Ладно, сойдёт и эта малявка. Дай спички!
И он поднёс спичку… Пиф-паф! – маленькая светящаяся хлопушка взмыла ввысь. О чём говорить, она была заряжена. Петарда метнулась туда-сюда и под конец шлёпнулась назад на стол в общую кучу. Верно, ей было скучно летать одной. Ни Эмиль, ни Готтфрид не обратили на это внимания, так как у них за спиной неожиданно раздался громкий вопль. Это бургомистр выскочил на крыльцо, желая хорошенько проучить их. На лице его уже почти совсем не было торта, и лишь усы с остатками сливок белели в октябрьском полумраке.
А на улицах Виммербю народа ещё было полным-полно. Жители города смеялись, болтали, кричали и не знали, чего им ждать – радости или беды.
Вот тут-то и началось! Тут-то и грянула та самая беда, которую они в глубине души ждали с затаённым ужасом. Внезапно небосвод над садом бургомистра озарился пламенем: шипя, завертелись извергающие огонь змеи, замелькали сверкающие шары, взмыли вверх огненные фонтаны – и всё это трещало, громыхало, стреляло, ухало, шипело и наводило такой ужас, что бедные жители Виммербю побледнели от страха.
– Комета! – закричали они. – На помощь! Погибаем!
В городе поднялся неслыханный крик и плач. Ведь горожане думали, что настал их последний час. Бедные люди, они с перепугу громко орали, метались и косяками падали в обморок прямо на улице. Одна лишь фру Петрель сохраняла спокойствие. С невозмутимым видом сидела она у себя на веранде и смотрела, как огненные шары колесили по небу.
– Не верю я больше в кометы, – сказала она кошке. – Спорю на что угодно, здесь опять не обошлось без Эмиля.
Фру Петрель сказала сущую правду. Ведь это Эмиль своей маленькой хлопушкой поджёг всю груду заготовленных для фейерверка петард, и они разом взлетели в воздух.
