– Одно разорение, – сокрушался он, – но ведь и воробьи хотят в праздник попировать.
А сколько ещё было таких, кто хотел бы попировать в праздник! Например, нищие из богадельни. Ты, верно, не знаешь, кто такие нищие и что такое богадельня? Вот и радуйся этому! Если б я стала рассказывать подробнее о богадельнях, получилась бы история почище того, что рассказывала Крёса-Майя об убийцах, привидениях и лютых зверях. Представь себе маленькую убогую лачугу с несколькими каморками, в которых в тесноте ютятся бедные измождённые старики и старухи. Они не живут, а мучаются от грязи и вшей, голодные и несчастные. Теперь ты знаешь, что такое богадельня. Лённебергская богадельня была, пожалуй, ничуть не хуже других, хотя не приведи Бог никому туда попасть, когда наступит старость и не будет сил заработать на кусок хлеба.
– Бедный дедушка, – часто говаривал Альфред, – невесёлая у него жизнь. Ещё бы куда ни шло, если бы Командорша не была такой ведьмой.
Командоршей называли старостиху, которая верховодила в богадельне. Понятно, она тоже была нищенкой, но посильнее и покрепче других, да ещё злющая-презлющая. Поэтому её и назначили командовать в богадельне, чего никогда бы не случилось, если бы Эмиль успел к тому времени подрасти и стать председателем муниципалитета. Но пока, к сожалению, он был лишь маленьким мальчиком и ничего не мог поделать со старостихой. Дедушка Альфреда боялся её, и все другие бедняки тоже.
– Вишь, она аки лев рыкающий средь овечьего стада, – любил повторять Дурень Юкке.
Чудаковат был этот Юкке и говорил так, будто Библию читал, но добряк, и Альфред очень любил своего старого деда.
Те, кто жил в богадельне, никогда не ели досыта.
– Такая уж у них горькая доля, – сетовала мама Эмиля. – Горемыки, ведь им тоже надо чем-нибудь полакомиться в праздник.
Вот почему за несколько дней до Рождества можно было видеть, как Эмиль вместе с Идой пробираются по заснеженной дорожке к богадельне, волоча огромную корзину. Мама Эмиля положила в неё всякой всячины: разные колбасы, свиной студень, ветчину, пальты, а также булки, шафранные булочки с изюмом, пряники и ещё свечи, и даже маленькую берестяную табакерку с нюхательным табаком для Дурня Юкке.
Лишь тот, кто сам долго голодал, может понять, как обрадовались бедняки, когда Эмиль и Ида ввалились со своей корзиной в богадельню. Они тотчас захотели полакомиться – Дурень Юкке, Калле Лопата, Юхан Грош, Придурок Никлас, Пройдоха Фия, Кубышка, Виберша, Блаженная Амалия и все остальные. Но Командорша сказала:
– Не раньше праздника, зарубите себе на носу!
И никто не посмел возразить ей.
Эмиль и Ида вернулись домой. Тут подоспел и сочельник. В Катхульте в канун праздника было очень весело, и на другой день тоже. Когда они поехали к заутрене в Лённебергскую церковь, Эмиль просто сиял от радости, сидя в санях, потому что Лукас и Маркус летели так, что снег бил из-под копыт и они обгоняли все другие сани. Во время службы Эмиль вёл себя очень хорошо, и мама его записала в синей тетради:
Етот мальчик ваабще-то благачистив и ни проказничает па крайней мере в церкви.
Весь первый день праздника Эмиль был также на редкость послушным. Они с Идой мирно занялись новыми игрушками, и на хуторе воцарилась благодатная тишина.
Но вот наступил второй день праздника. Родители Эмиля должны были ехать в гости на хутор Скорпхульт, что в другом конце прихода. Все в Лённеберге хорошо знали Эмиля, и поэтому хозяева пригласили папу и маму без детей.
– Мне-то что! – сказал Эмиль. – Им же хуже. Так этим хозяевам Скорпхульта и не удастся со мной познакомиться.
– И со мной тоже, – добавила Ида.
Все, конечно, думали, что Лина в тот день останется дома и присмотрит за детьми, но она с утра ударилась в рёв. Ей во что бы то ни стало захотелось проведать мать, которая жила на торпе неподалёку от Скорпхульта. Лина, верно, смекнула, что неплохо было бы прокатиться в санях, раз хозяевам всё равно ехать в ту сторону.
– Так и быть, – сказал Альфред, – я могу присмотреть за детьми. Еда в доме есть, а я пригляжу, чтобы они не трогали спички и не набедокурили.
– Смотри только, как бы Эмиль чего не натворил, – сказал папа Эмиля и сумрачно посмотрел себе под ноги.
Но тут вступилась мама:
– Эмиль – чудесный малыш, и он не всегда проказничает, по крайней мере не в праздники. Не реви, Лина, поедешь с нами!
И они укатили.
Альфред, Эмиль и Ида стояли у окна и глядели вслед саням до тех пор, пока они не скрылись за холмами. Потом Эмиль радостно запрыгал, словно козлик.
– Эх и заживём мы теперь! – воскликнул он.
Но тут Ида показала своим тонким пальчиком на дорогу.
– Гляньте-ка, Дурень Юкке идёт, – сказала она.
– И верно, – подтвердил Альфред. – Что там ещё стряслось?
Все знали, что Юкке запрещено отлучаться из богадельни. У него было неладно с головой, и он не запоминал дороги. Так, во всяком случае, утверждала Командорша.
– Он того и гляди заблудится, потом ищи-свищи, – говорила она. – А у меня нет времени бегать и искать его.
Но до Катхульта Юкке добирался благополучно. Вот и теперь он ковылял по дороге, весь высохший и сморщенный, с седыми космами, свисавшими на уши. Вскоре он уже стоял на пороге кухни и всхлипывал.
– Нам не дали ни одного пальта, – прошамкал он. – И ни кусочка колбасы. Старостиха всё забрала себе.
Больше он не мог вымолвить ни слова и только плакал.
Тут Эмиль разозлился. Он так сильно разозлился, что Альфред и Ида едва осмеливались взглянуть на него. Дико сверкнув глазами, он схватил со стола фарфоровую миску.
– Подать сюда старостиху! – закричал он и швырнул миску о стену с такой силой, что только черепки закружились по кухне. – Где моё ружьё?
Альфред не на шутку испугался.
– Уймись, пожалуйста, – попросил он. – Тебе вредно так злиться!
Потом Альфред стал гладить и утешать своего несчастного дедушку и расспрашивать, почему Командорша так плохо с ними обошлась. Но Юкке знай себе твердил:
