Антон Свенсон стряхнул сынишку с шеста, будто спелое яблоко с дерева, и схватил за ухо.
– Ах ты, неслух! – заорал он. – Где ты пропадал? Как ни пойдёшь с тобой, вечно ты потеряешься!
Эмилю некогда было препираться с отцом.
– Идём! – сказал он. – Ты должен посмотреть коня.
Отец Эмиля и впрямь увидел коня, только тот был уже продан. Вот невезение! Эмиль с отцом подоспели как раз в ту минуту, когда барышник из Молилы раскрыл кошелёк, вытащил три сотенных и сунул их в руку крестьянину из Туны.
Эмиль разревелся.
– Конь-то смирный? – спросил барышник.
– Куда какой смирный, – ответил крестьянин из Туны. Но при этом он покосился в сторону и, казалось, думал совсем о другом.
– Я вижу, конь-то ещё не подкован, – сказал барышник, – придётся его подковать, прежде чем ехать…
Эмиль залился горючими слезами, и отцу стало жаль своего бедного мальчика.
– Не реви, Эмиль, – произнёс он и решительно тряхнул головой. – Мы с тобой купим кулёк мятных леденцов, была не была…
Он повёл Эмиля на базар, где в палатках сидели торговки карамелью, и купил ему полосатых леденцов на десять эре. Потом он встретил знакомого крестьянина из Лённеберги, разговорился с ним и забыл про Эмиля. А Эмиль, набив рот леденцами, со слезами на глазах всё ещё думал о коне. Вдруг он увидел Альфреда. На руке у него повисла Лина. У бедного Альфреда был усталый вид, да и немудрено – ведь Лина семнадцать раз провела его мимо лавки золотых дел мастера, пытаясь затащить туда, чтобы Альфред купил ей наконец обручальное кольцо.
– И не упирайся я обеими ногами, – гордо воскликнул Альфред, – ещё неизвестно, чем бы это кончилось!
Понятно, увидев Эмиля, он обрадовался. Эмиль тотчас рассказал ему про коня, и они посетовали, что у них в Катхульте никогда не будет такого красавца. А потом Альфред купил у гончара Эмилю глиняную кукушку.
– Это тебе от меня на память о ярмарке, – сказал Альфред, и на душе у Эмиля чуть полегчало.
– Небось свистульки покупаешь, – упрекнула Лина. – Когда же наконец заявится эта комета? Сдаётся мне, ей давно бы пора прилететь.
Но никакой кометы не было видно. Часы на площади ещё не пробили полдень, так что комете спешить было незачем.
А вот Альфреду и Лине пришло время кормить лошадей да заодно и самим перекусить. Съестные припасы лежали в повозке. Эмиль увязался было за Альфредом и Линой, но вспомнил, что его с мамой, папой и сестрёнкой пригласила на обед к двенадцати часам фру Петрель, и стал глазеть по сторонам. Где же отец? Хочешь – верь, хочешь – нет, отец снова исчез! Он ухитрился затеряться среди всего этого ярмарочного люда: лоточниц, гончаров, корзинщиков, щеточников, торговцев воздушными шарами, шарманщиков и прочих завсегдатаев ярмарки.
– Видали такого непоседу! – пробормотал Эмиль. – В другой раз поеду в город – пусть остаётся дома, сил моих больше нет.
Однако Эмиль не очень огорчился, что его отец куда-то пропал. Эмиль уже бывал в городе и примерно знал, где живёт фру Петрель. У неё был красивый белый домик с застеклённой верандой в конце улицы Стургатан, и Эмиль решил, что его найти совсем не трудно.
Фру Петрель была одной из самых знатных горожанок Виммербю, и нельзя не удивиться, почему это она пригласила к себе в гости наших хуторян. Уж наверно не потому, что мама Эмиля всегда привозила ей свою знаменитую колбасу, ведь никто ещё не потерял разум из-за колбасы. Нет, просто фру Петрель частенько заезжала в гости в Катхульт. На праздник сбора вишен, на праздник ловли раков, на праздник сыра и прочие торжества. Там её угощали колбасой и копчёной грудинкой, телячьими фрикадельками и котлетами, омлетами, запечённым угрём и другими яствами. Но ведь нельзя только вечно ездить в гости, иной раз надо и к себе пригласить, считала фру Петрель.
– Должна же всё-таки быть на свете справедливость, – сказала она и пригласила к себе в гости хозяев Катхульта к двенадцати часам в тот самый день, когда они всё равно приедут в город на ярмарку и можно будет их накормить подогретым рыбным пудингом и черничным киселём.
Сама же фру Петрель ещё в одиннадцать часов съела всего-навсего телячье филе и большой кусок марципанового торта, поскольку рыбного пудинга у неё было в обрез. В самом деле, некрасиво, если она будет сидеть и уплетать пудинг, а гости останутся голодными. Нет, этого она не может допустить!
И вот гости расселись вокруг стола на застеклённой веранде – папа Эмиля, мама Эмиля и маленькая Ида.
– Что за непослушный мальчишка, легче уследить за горстью блох, чем за ним, – блохи и те не так быстро исчезают, – сказал папа Эмиля.
Речь, конечно, шла об Эмиле.
Мама хотела было побежать на поиски сынишки, но папа принялся уверять её, что он уже искал его повсюду.
Тут вмешалась фру Петрель:
– Не сомневаюсь, что Эмиль сам отыщет сюда дорогу.
Фру Петрель была права. В эту самую минуту в воротах её дома показался Эмиль. Но тут он увидел такое, от чего замер на месте.
По соседству с фру Петрель, в доме, выкрашенном в красный цвет и окружённом садом, жил бургомистр. А в саду, под яблонями, ковылял на высоких ходулях сын бургомистра Готтфрид. Он тоже покосился на Эмиля и тотчас полетел кубарем в куст сирени. Если ты когда-нибудь ходил на ходулях, то поймёшь, почему так случилось, – нелегко сохранять равновесие на длиннющих палках с прибитыми к ним лишь маленькими дощечками для ног. Готтфрид мгновенно высунул нос из куста и уставился на Эмиля. Когда встречаются двое мальчишек одинакового норова, то в глазах обоих словно зажигаются огоньки. Готтфрид и Эмиль осмотрели друг друга с ног до головы и молча улыбнулись.
– Мне бы такую кепчонку, как у тебя, – сказал Готтфрид. – Дай поносить!
– Не-а, – сказал Эмиль, – но могу поменяться на твои ходули.
Такой обмен показался Готтфриду стоящим.
– Только вряд ли у тебя получится, – сказал он.
– Посмотрим! – ответил Эмиль.
Эмиль оказался проворнее, чем предполагал Готтфрид. Он мигом вскочил на ходули и быстро заковылял среди яблонь. Про обед у фру Петрель он начисто забыл.
А на застеклённой веранде хуторяне угощались рыбным пудингом. Скоро с ним было покончено, и настал черёд черничного киселя. Его-то было вволю: посреди стола возвышалась налитая до краёв громадная фарфоровая миска.
