Натягивая шапку на уши, Августин выглянул в окно и наконец увидел Айрис. Он спустился так быстро, как только смог. Топот его шагов эхом отдавался по лестничным пролетам: шуршали вощеные штанины, тяжелые ботинки глухо барабанили по ступенькам, рукавицы со свистом елозили по перилам, в ушах гулко стучала кровь.
Выкатившись на слепящий белый склон, он рывком опустил на глаза зеркальные лыжные очки. Ниже по тропинке, позади хозяйственных построек, виднелся силуэт девочки в ярко-синей одежке. Казалось, она лежит на земле, хотя нельзя было понять наверняка. Августин точно знал одно: цвет – не тот. Синей куртки у нее никогда не было.
Пришла весна, но все еще стояли сильнейшие морозы. Августин промчался вниз по склону мимо сараев и подбежал к Айрис, задыхаясь и щурясь от бьющей в глаза белизны. Девочка сидела на снегу, скрестив ноги, одетая лишь в тонкое термобелье, в котором обычно спала, да шерстяные носки крупной вязки. Августин рухнул рядом – силы, которых ему хватило, чтобы добежать, теперь стремительно его покидали. Он бросился расстегивать парку, чтобы укутать девочку.
– Айрис! – Пуговицы не поддавались. – Господи, где твоя куртка? А ботинки? Ты с ума сошла? Долго ты тут сидишь?
Он постепенно повышал голос, пока почти не перешел на крик. Наконец он сорвал с себя парку и накрыл девочку, словно одеялом. Сжав ее маленькие ручки, он почувствовал, как по ним циркулирует горячая – но не слишком – кровь. Он отклонился назад и осмотрел Айрис – на этот раз более тщательно. Она улыбалась, вопросительно изогнув бровь, словно беспокоилась за него, – как будто это он здесь что-то учудил. Высвободив руки, прикоснулась теплыми пальчиками к его шершавой щеке и указала на соседнюю долину.
– Гляди!
Августин увидел небольшое стадо овцебыков, за которым они частенько наблюдали раньше, когда солнце только начинало задерживаться на небе. Всю последнюю неделю, а может, две, животные не показывались – наверное, нашли себе другое пастбище. Августин даже не заметил бы, что стадо исчезло, если бы не Айрис. Она всегда подмечала подобные вещи.
– Они вернулись, – восхищенно прошептала девочка.
Животные то и дело зарывались мордами в снег, чтобы добраться до травы. Августин прикрыл глаза и немного перевел дух, слушая, как тихо скрипят копыта и скребут по мерзлой земле витые рога. Открыв глаза, он увидел, что личико Айрис светится любопытством. Он усадил ее к себе на колени. Она ничуть не возражала – только угнездилась поудобнее, прижавшись головой к его груди, поближе к трепещущему сердцу. Августин обнял девочку. Его легкие наконец-то расслабились, горло перестало сжиматься, и голос полностью к нему вернулся. Он медленно, как следует, выдохнул. Где-то завыл волк, но Августин не испугался: слишком далеко. Он ощущал лишь усталость и волновался за Айрис – оба этих чувства становились для него привычными.
– А теперь, может, вернемся? – предложил он девочке.
Она кивнула, завороженно глядя на пасущееся стадо, и вслед за Августином поднялась на ноги. Он увидел, что ее носки заиндевели, и предложил:
– Давай я тебя понесу?
Впрочем, оба прекрасно понимали, что он едва ли доковыляет обратно даже под бременем собственного веса. Айрис помотала головой и, не говоря ни слова, вернула куртку тому, кто в ней больше нуждался. Когда Августин застегнулся, они медленно пошли по извилистой каменистой тропе обратно к обсерватории.
На третьем этаже Августин осмотрел Айрис – каждый пальчик ее рук и ног и даже пуговку носа – на предмет обморожения. Девочка стояла смирно. Августин попытался вспомнить зловещие симптомы, о которых читал перед тем, как приехать на север. Прежде всего – мертвенно-бледная кожа, на ощупь словно воск. Не обнаружив никаких тревожных признаков, Августин задумался, надежна ли его память. Он снова прокрутил в голове всю цепочку событий: как увидел девочку из окна – ярко-синее пятно на фоне белой тундры; вспомнил корку обледенелого снега, приставшую к ворсу ее носков, прикосновение теплой ладошки к щеке, вес крепко сбитого тельца у себя на коленях. Стадо, шумно пасущееся вдалеке. Поводов для беспокойства не было.
Память перенесла его еще дальше, к самому началу. Он вспомнил, как нашел Айрис сразу после всеобщей эвакуации – в общежитии научных сотрудников, совершенно одну. Как она сидела на койке, обхватив коленки руками. Вспомнил, как девочка впервые заговорила – спросила, сколько еще продлится полярная ночь; как они вдвоем гуляли под ясным звездным небом; как ходили к ангару. Вспомнил волчицу и то, как сильно Айрис горевала. Затем пришла болезнь, ночные кошмары. Девочка помогала ему всю дорогу. А вдруг она тоже заболела? Вдруг и сейчас болеет – только по-своему, так, что не видно со стороны? А он сам? Вдруг он все еще лежит в постели, забывшись лихорадочным сном?
Августин взял девочку за руку, нащупал пульс. Сердце живо стучало. Ее волосы спутались, сально блестели; тяжелые курчавые космы падали на плечи, а более легкие и короткие пряди ореолом обрамляли бледное личико. Он надавил ей на руку в районе предплечья – белесый отпечаток пальца, сразу проявившись, постепенно порозовел. Обычная здоровая девочка! Айрис проницательно посмотрела на своего горе-доктора, как будто прочла его мысли. Взгляд этот успокаивал и настораживал одновременно.
Когда Августин попросил ее больше не гулять в одиночку, она лишь пожала плечами. Как же его рассердил этот жест! Видит бог, он об этом не просил – он не нуждался в компании и не хотел отвечать за чужую жизнь – особенно сейчас, на закате своей. Но все-таки – девочка оказалась здесь. Так же, как и он. Им некуда было деться друг от друга.
Августин внимательно посмотрел на Айрис, на копну ее волос – таких растрепанных, что кудри грозили превратиться в неряшливые дреды. Настоящая дикарка, подумал он. И тут же под влиянием внезапного порыва достал деревянный гребешок, которым время от времени расчесывал бороду, и молча протянул его Айрис. Девочка, похоже, не понимала, чего от нее хотят. Она таращилась на расческу, как на нечто совершенно незнакомое. В гребешке недоставало зубцов, да и распутать такую шевелюру было непростой задачей, однако Айрис терпеливо сидела на месте, а Августин попытался сделать эту девочку, за которую волею судеб находился в ответе, меньше похожей на овцебыка. Он приложил все усилия. Несколько свалявшихся прядей пришлось обрезать, кончики волос подравнять в некоем подобии модельной стрижки. Темные кудри теперь неровно обрывались чуть ниже мочек ушей. А еще пришлось коротко отрезать челку, потому что пару спутанных завитков, падавших на глаза, распутать не удалось.
Зеркала в комнате не было, но Айрис, ощупав обеими руками обновленную шевелюру, одобрительно кивнула. Девочке, похоже, понравилась неожиданная легкость прически и то, как задорно пружинят кудряшки. Она мотала головой туда-сюда, чтобы испробовать новую стрижку в деле.
Позже, сидя среди разбросанных клочков волос, они поужинали супом и крекерами, запивая их имбирным лимонадом. Затем Августин подмел пол, помыл посуду и, устроившись в кресле поудобнее, включил свою радиостанцию. С недавних пор это стало ежедневным ритуалом.
