Близость озера вселяла надежду, что скоро в этих краях потеплеет. Закрыв глаза, Августин представил, как изменится пейзаж через месяц, когда разгорится полярный день, и журчащая весна наконец-то найдет сюда дорогу. Почва станет мягкой, и травы, полные жизненных соков, воспрянут из казавшихся бесплодными глубин. Лед начнет таять, превращая поверхность озера в жидкое зеркало. Эти мысли успокаивали. Возможно, пора перестать противопоставлять себя природе, подумал Августин. Хотя бы сейчас, хотя бы здесь.
С тех пор, как он остался один, с тех пор, как повстречал Айрис, он чувствовал такую привязанность к миру вокруг, какой не знал прежде. Когда-то движение небесных тел интересовало его больше, чем земля под ногами, – но те времена прошли. Вверх он уже нагляделся; теперь почва была ему милее, – как и мысли о том, что скоро она наполнится жизнью.
Когда печка начала прогревать помещение, Августин снял с себя верхнюю одежду. Он решил изучить содержимое тюков и ящиков возле газовой плитки и обнаружил огромные запасы съестного. В соседних палатках могло быть и того больше: зимы в этих краях были долгими, а поставки провизии – слишком редкими, чтобы полностью на них полагаться. Найдя сковородку с длинной ручкой – всю в пыли и липкую от жира, – Августин сполоснул ее в жестяном тазу. Воду он налил из большого изотермического бака, стоявшего в углу.
Августин поставил на горячую плитку влажную сковороду, которая тут же начала потрескивать и плеваться, и разогрел до золотистой корочки консервированный хаш из солонины. Разложил мясо по двум жестяным мискам и поджарил болтунью из яичного порошка. Среди запасов обнаружились большая банка растворимого кофе, сухое молоко и сгущенка. Настоящий клад, подумал Августин. Когда Айрис приступила к еде, он поставил нагреваться котелок с водой для кофе, а затем тоже сел за стол.
– Ну как, съедобно?
Девочка кивнула, за обе щеки уплетая жаркое.
Когда вода вскипела, Августин намешал себе кофе, подсластив его щедрой порцией сгущенки, и решил, что это самый чудесный напиток, который ему доводилось пробовать.
Поужинав, Августин и Айрис сложили миски одна в другую и немного посидели молча, наслаждаясь полутонами тишины под мерное гудение керосиновой печки. Помещение оставалось удивительно теплым, даже когда снаружи начало холодать. Августин сложил посуду в таз, где она осталась до утра. Сперва он подготовил постель для Айрис. Спать поодаль друг от друга было непривычно: в обсерватории они спали рядом, чтобы не замерзнуть. Айрис наблюдала, как Августин снимает полиэтиленовый чехол, вытряхивает оттуда простыню и стелет ее на матрас. Морозоустойчивые спальные мешки из обсерватории пригодились в качестве одеял.
Ночью Августина разбудил волчий вой. Похоже, неподалеку бродила целая стая – скорее всего, в горах на пути к лагерю. Возможно, звери обнюхивали брошенный снегоход или даже успели пометить его, как свой. На здоровье, подумал Августин и снова уснул.
* * *
Утром Августин повалялся на раскладушке пять лишних минут, наслаждаясь теплом: спасибо исправно работавшей печке. Поднимаясь с постели, он услышал, как в суставах что-то похрустывает, – словно где-то внутри со стуком падают, задевая одна другую, костяшки домино. Тело ныло после вчерашнего падения со снегохода, но вроде умирать не собиралось. Августин нагрел немного воды, а затем, вооружившись металлической губкой и куском мыла, отдраил сковородку и жестяные миски, дожидавшиеся в тазу. Разобравшись с посудой, он вышел прогуляться. Из тонкой серебристой трубы над их новым жилищем клубами вырывался дымок, постепенно растворяясь в бледной синеве неба. Солнце поднялось уже довольно высоко над горами.
Услышав глухой перестук и знакомое мрачноватое мурлыканье, Августин пошел на звук и обнаружил девочку у озера. Она сидела на перевернутой лодке, скрестив худенькие ножки, и палкой отстукивала по суденышку незамысловатый ритм. Зеленый помпон на ее шапке задорно подскакивал в такт. Августин помахал своей спутнице, она ответила – и продолжила барабанить. Что-то в ней поменялось, подумал Августин и через мгновение понял, что именно: она выглядела счастливой. Он оставил ее музицировать и вернулся в лагерь.
Поселение состояло из трех жилых палаток, выстроившихся в ряд: двух белых и одной зеленой; позади стояли бочки с керосином и баллоны с газом. Вторая белая палатка походила на ту, что облюбовали путники, однако была скуднее обставлена. В ней стояли две раскладушки – как догадался Августин, запасные спальные места, которые использовались в летний сезон, когда население лагеря прибывало. Зеленая палатка служила продовольственным складом, где ко всему прочему обнаружились столовые приборы и утварь. В теплые и более людные месяцы здесь, видимо, размещалась кухня. А зимой, когда готовить приходилось уже в меньших объемах, кухня переезжала в палатку-общежитие.
В летней кухне рядами выстроились банки с консервированными и дегидрированными продуктами. Тут были и фруктовые смеси, и растворимый кофе, и пюре из шпината, и какое-то неизвестное мясо. Двоим этого хватило бы на долгие годы. Разнообразие продуктов впечатляло, количество превосходило самые смелые ожидания. Качество вызывало некоторые сомнения, – но раньше дела обстояли гораздо хуже. Во всяком случае, голод и смерть от холода здесь не грозили.
Выбравшись на свежий воздух, Августин заметил, что ветер совсем утих. Солнце потихоньку прогревало окрестности, и температура стала довольно комфортной – по ощущениям, около тридцати пяти градусов по Фаренгейту
[5]. Августин ослабил узел шарфа и немного постоял не шевелясь, чувствуя, как солнечные лучи напитывают энергией усталую морщинистую кожу. Давно ему не было так хорошо.
Он снова заметил зайцев-беляков на островке посреди озера. Они скакали вверх-вниз, словно пытаясь получше рассмотреть чужака. Интересно, мелькнула мысль, они каждое лето проводят на острове? Или успевают перебраться на большую землю перед тем, как лед растает, – а потом, на свой страх и риск, разбегаются по окрестным предгорьям? А может – Августин усмехнулся – эти зайцы неплохо плавают?
В лагере имелась еще одна постройка – хижина возле антенной решетки. Это прочное строение из дерева и металла стояло поодаль от группы палаток, ближе к метеооборудованию. Августин уже взялся за дверную ручку и вдруг замер, сам не зная, почему. Спешить некуда, подумал он и разжал пальцы. Да, надежда наладить связь с внешним миром послужила причиной всего путешествия, но теперь это казалось делом второстепенным. Повернувшись к озеру, он увидел, как девочка, лежа на днище перевернутой лодки, задумчиво смотрит в небо, а самодельная барабанная палочка покоится у нее на груди, словно погребальный букет. Августин подошел ближе.
– Не хочешь прогуляться?
Айрис оседлала лодку, болтая ногами, и пожала плечами – «идем». Августин взял ее за руку и помог спрыгнуть на землю.
– Что ж, – сказал он, – вперед к неизведанному!
* * *
Лед все еще был прочным, несмотря на скрипы. Августин и Айрис катались по скользкой замерзшей глади, бегали наперегонки, прыгали, кружились – и конечно, то и дело падали. Девочка хотела добраться до острова, но на полпути у Августина начали заплетаться ноги – как будто устали его держать. Когда он во второй раз запнулся и упал на колени, пришлось повернуть обратно. Два зайца, навострив уши и трепеща усиками, смотрели чужакам вслед. В двухстах ярдах от берега Августин присел отдохнуть. Айрис осталась рядом и с молчаливой заботой потрогала его лоб, словно играя в доктора.
