— Ну что? Начинаем? Первые лучи уже показались.
Оказывается, кошмары не исчезают утром… иногда в свете дня они принимают реальные цвета и очертания. Меня и других девушек потащили к лодкам. На каждой белая рубашка до колен с вышивками на рукавах и по подолу. Лица измазаны черными полосами на скулах, а на шее ожерелья из рябины. Люди в белых масках, так похожие на куклусклановцев, насильно укладывали нас в лодки, предварительно надев каждой венок из красных цветов с терпко-сладким удушливым запахом на голову и завязав веревку с камнем вокруг ног. Божеее. Боже мой. Это какая-то секта. При приближении к воде меня начала охватывать жуткая паника. Она лишала разума и заставила громко мычать и биться в руках больных психопатов, которые не обращали внимание на сопротивление и привязывали нас к продольным скамьям. И мозг на секунду прострелило жуткой догадкой — им это не впервой. Они это делают не впервой. Все движения четко выверены, как у роботов. Их лодки предназначены именно для такого ритуала. Теперь я видела сероватое утреннее небо в рваных облаках и другие лодки по сторонам от себя. Казалось, это небо вот-вот упадет на меня, обрушится последним снегом. А на берегу толпа в масках — женщины и мужчины факелами из стороны в сторону ведут под звон бубенцов, которыми трясет один из них. Я медленно смотрю на каждого, и мне все еще кажется, что я в каком-то затяжном кошмаре. Сумасшедшие изверги. Нелюди.
— Снимите скотч. Он любит, когда они кричат.
С меня содрали скотч, но закричать уже не хотелось. От холода сводило все тело и отнимались конечности. Меня оттолкнули от берега, как и других девушек. Кто-то на берегу тоскливо затянул песню красивым грудным женским голосом.
Как во пОле, во полЕ
Тройка резво скачет…
На коленях девица
Возле мати плачет:
Мамонька, ой, мамонька, -
Сердце тяжко стонет…
Неужели, мамонька,
Я такого стою?
Во чужой сторонушке,
Во землице дальней
Быть немилой женушкой —
Доли нет печальней.
(с) Русская народная. Мамонька… ой, мамонька
Вспомнились старославянские свадебные обряды. Но легче не стало. Сердце болезненно колотилось в горле. Пар с воды поднимался вверх, постепенно скрывая с глаз берег и психов с факелами, напевающих ритуальную монотонную песню.
Голоса отдалялись все дальше и дальше, и на нас вместе с паром опускалась странная тишина. Вдалеке завыла собака, и по коже прошла волна мурашек. Кто-то из девушек плакал, а кто-то в голос молился и кричал. Я лежала молча, пока вдруг не почувствовала связанными у днища руками воду. Всхлипнула, давясь криком — лодки дырявые и на ногах камень. Мы все утонем. О, господииии. Они, и правда, нас топят… словно в жертву кому-то приносят.
Видимо, это поняла не только я, и раздались крики со всех сторон. Тяжело дыша, я пыталась освободиться от веревок, крутилась на скамье, глядя в небо, светлеющее с рассветом все больше и больше. Пока вдруг не застыла, содрогаясь от ужаса — вверху, в глубине облаков мелькнула огромная тень. Я дернула руками, чувствуя, как быстро прибывает вода в лодке.
Это сон. Это не может быть на самом деле… НЕ МОЖЕТ. Вверху расправило крылья огромное чудовище, оно летело вниз, прямо на нас, раззявив огромную зубастую пасть, издавая пронзительный крик, от которого заложило уши и что-то лопнуло внутри, по шее потекло липкое и горячее — лопнули барабанные перепонки, отметила как-то равнодушно, тяжело дыша и глядя на жуткого монстра, летящего вниз. Его когтистые лапы то сжимались, то разжимались, и воздух со свистом рассекало словно тысячами стальных мечей. Казалось, он смотрит на меня и летит именно ко мне. Но черный дракон… Боже. Этого ведь нет на самом деле. Но он был. Был. И я его видела. Черный дракон кружил над лодками, низко опускался и цеплял воду крылом, разбрызгивая ледяные капли хрустальными осколками вокруг нас.
И у меня все больше вода прибывает, я уже почти вся погрузилась в нее и хватаю ртом воздух, дрожа от холода и от паники. Издать хоть звук страшно, но тонуть еще страшнее. Не удержалась и закричала, и тут же съежилась, увидев, как резко обернулся ко мне зверь, дернул головой огромной в каменных иглах и устремил взгляд лютый прямо в душу, обрушив на меня всю тоску вселенной, заставляя сердце съежиться в предвкушении смерти и зайтись в новом крике, задыхаясь и глотая воду, которая сомкнулась надо мной.
Зажмурилась, сжимая пальцы, впиваясь ногтями в ладони, застыв в шоковом оцепенении, а когда в плоть вонзились словно десятки кинжалов, вспарывая кожу, невольно распахнула глаза, и вопль застрял в горле — жуткая морда твари клацнула пастью у моего лица, и зверь потащил меня вверх в рваные облака, обрывая веревку с камнем, который, словно в замедленном кадре, упал в воду. Я повернула голову, вглядываясь вниз, и со всхлипом втянула воздух, чувствуя, как по щекам слезы покатились — на зеркальной поверхности реки ни одной лодки не осталось. Только венки плавают, и у меня перед глазами от боли и ужаса тоже все плывет, погружая во мрак. Да в ушах свистит от шума крыльев, и тело льдом обдает, сковывает. Закрою глаза и проснусь… ведь я проснусь, да?
Мамонька, ой, мамонька,
Защити — не выдай…
Неужели, мамонька,
Быть мне платом крытой?
Неужели косыньки
Не пустить по ветру?
Неужели с миленьким
Не гулять до свету?
На реке два омута
С темною водицей…
Отпустите девицу
Той воды напиться…
На яру не весело
Девицы гуляют…
Плачут, да кручинятся —
Песню напевают:
Как в селе под Вологдой
Свадьба не случилась…
Как во темном омуте
Девка утопилась…
(с) Русская народная. Мамонька… ой, мамонька
ГЛАВА 2
Раньше не было ни времени.
Ни земли, ни пыли — ничего.
Забыли все.
Было небылью, да стало былью.
Река остыла, и вода застыла в ничто.
(с) Женя Любич
Я выныривала из небытия короткими обрывками реальности, они походили на мой привычный кошмар. Мне чудился запах серы, словно чиркнули около ста спичек одновременно, а перед глазами чернично-малиновое зарево над полоской горизонта. То ли закат, то ли восход. Выпь голосит поминальную песню, и от тоски ребра сжимают обручи железные.
