Лёха встретился с дядькой перед подъездом, возвращаясь с тренировки. Павел как раз припарковал машину и шел домой, бережно неся прозрачную коробку с большим тортом.
– О! Как раз десерт! – Лёха после фехтования всегда был голодный как волк!
Они поднялись на восьмой этаж, Павел открыл дверь своей квартиры и удивился. Тихо, полутемно, никто не встречает и даже животных не видно!
– Чего это у нас стряслось? – почему-то шепотом спросил он у племянника. Тот недоуменно покачал головой.
– Не знаю, уходил, всё было в порядке! – он пристроил узкий чехол со шпагой и рюкзак с одеждой, фехтовальной перчаткой и шлемом на вешалку, скинув ботинки, прокрался вглубь квартиры. Вернулся уже в сопровождении собак весьма озадаченный.
– Чего-то они такое говорят… Про убийство…
– Кого? – Павел быстро припомнил, что он такое мог сделать, что его матушка про крайние меры заговорила. В том, что зачинщица подобных разговоров именно она, Павел ничуть не сомневался.
– Какого-то Макса… И почему-то про Пуаро говорят. Дядь, этот… Ну, Пуаро, он же уже умер давно?
– Наверное, да, но живее всех живых, – машинально ответил Павел и тоже отправился в разведку.
– Во как! Зомби что ли? – удивился Лёха, решив потом уточнить у Алёны. – Круто! А я и не знал!
Павел, в носках, в куртке, с тортом в руках и всеми собаками в арьергарде, подкрался к полутёмной кухне Марины Сергеевны и облегченно выдохнул. Речь шла о каком-то Максе. Незнакомые мужики его не сильно беспокоили, поэтому он постучал по дверному косяку и объявил звучным голосом дворецкого Бэрримора из фильма «Собака Баскервилей»:
– Овсянка, сэр! То есть… торт, леди!
– Фу, напугал-то как… – охнула Матильда.
– Вы нас с Лёхой больше озадачили. Я уж решил завещание писать… Думал, чего это я такое натворил, раз вы об убийстве заговорили… – рассмеялся Павел. – Аж в жар бросило!
– Ты бы ещё сверху шубу одел и валенки с ушанкой! – проворчала Матильда. – Иди, переодевайся, а то мне за тебя перед Алёной стыдно! Столько лет сынульке, а он не знает, что когда с улицы приходят, верхнюю одежду снимать принято!
Почему-то все так и устроились в кухне Марины, и свет тоже не включали, Павел, правда, пожаловался, что ему неудобно за ужином с вилкой по тарелке в темноте гоняться, но его пристыдили!
– Вон, чайничек светит, перебьешься! И вообще, по запаху ешь! И молчи! – Матильда была в ударе.
– Я по себе знаю, если уж чего в голову втемяшется, особенно по молодости, уже всё! И поленом не выбить! – рассуждала она вслух, не обращая внимания на энергичные кивки сына, подтверждающего каждое её слово. Скорее всего, просто не заметила в темноте, а то бы дёшево он не отделался.
– Света такая и есть. Упёртая до ужаса! – синхронно вздохнули Алёна и Марина. Урс сочувственно положил хозяйке морду на колено, а Мышка, пользуясь темнотой, потихоньку уволокла лапой с тарелки заслушавшегося Лёхи кусок мяса и лопала в стороне от тесного кружка заговорщиков.
– Вооот! То есть, если она примет решение выйти за него замуж, он обречен! Тем более, если уже учится ради него готовить… Можно сказать, тут уж будет даже без вариантов. Такие жертвы она ему не простит, и дальнейшее развитие событий видится мне очень мрачным для Суханова.
– Ну, почему же… Может, это он её… Того… За крайнюю неаккуратность, – возразил Павел.
– Да ты ж не в курсе! Матильда Романовна нашла способ, и Света теперь убирается отлично. То есть для нормального человека отлично! Но, не для такого…пуаристого.... – вздохнула Алёна, подкладывая мужу и Лёхе жаркое, и потихоньку погрозив пальцем вконец обнаглевшей Мыши, опять тянущей загребущую лапу к тарелке.
– Мам, а я и не в курсе всех твоих талантов! – фыркнул Павел.
– Где уж тебе. Никогда меня не ценили в собственном доме, пока Алёнушка и Марина не появились! – ворчливо отозвалась очень польщенная Матильда. – Комплименты комплиментами, а вот делать-то что? Надо было, конечно, сначала уточнить, что это за Максим такой. Но, кто же мог себе такое представить?
– А сладкое на десерт не простимулирует наш мыслительный процесс? – уточнил Павел, и решительно сдвинул тарелку от Мышки, заползающей с другой стороны стола.
– Жадина! – мавкнула разочарованная Мышка. Она была сыта, но ведь охотится всегда так интересно! И стыренный кусок всегда значительно вкуснее лежащего в кошачьей миске.
– Не наглей! И не шуми! Интересно так говорят! – Бэк прихватил Мышь за шкирку и отволок в коридор. Правда, когда вернулся обратно, застал её сидящей на коленях Марины и тяжело вздохнул. – И как она это делает?
– Так кошка же, – флегматично ответил Урс, внимательно вслушиваясь в разговор о спасении ситуации.
– Надо, чтобы она сама увидела, что с таким педантом жить невозможно! До принятия решения… – проговорила Алёна. – Только вот как бы это устроить… Что бы они встретились на нейтральной территории, но в бытовой ситуации?
Коллектив и за столом и под столом глубоко задумался.
Глава 17. Из пункта А в пункт Б
Светлана безнадёжно обходила машину уже пятый раз. – Можно хоть сто пятый обойти, не заводится, хоть тресни! – расстраивалась она. Позвонила в сервис, обещали прислать эвакуатор, пока дождалась, пока отправила свою лошадку в ремонт, время было уже довольно позднее.
– Кася бедненькая! Ждёт уже давно! Такси это ещё… Когда надо, никогда рядом машин нет! Ждать их двадцать минут минимум, а потом ещё сколько по пробке добираться, ужас один… Нет уж, я тогда в метро пошла.
Стоило только решительно зашагать к метро, как рядом притормозила машина, и оттуда выглянул Суханов. – Добрый вечер! Что-то с машиной? Тебя подвезти?
– Я на метро…
– Зачем? Мы же не так далеко друг от друга живём, я с удовольствием тебя довезу.
Светлана вдруг порадовалась, что машина у неё сломалась, да и вообще, вечер стал чудесным и даже праздничным. Она открыла переднюю дверцу и обнаружила прямо перед собой щётку, которую ей протягивал Максим.
– Можешь почистить обувь, – улыбнулся он.
– Ээээ, спасибо! – Света несколько изумилась, но быстро обмахнула щегольские сапожки, автоматически встряхнула щётку, и вернула её Максиму.
– Как хорошо, что ты это понимаешь! – обрадовался он. – Я терпеть не могу грязь в салоне, это что? Так странно?
– Нет, конечно… Что ты! – Света как раз удивилась, но не высказывать же это в лицо? Тем более что неординарный человек имеет право на странности.
Максим явно расслабившись, кивнул и, выкрутив руль ровно в полутора миллиметрах от какого-то нервного типа, решившего, что его собрались таранить, влился в поток машин. Пробка двигалась, как и полагается порядочному московскому дорожному явлению в час пик, машина выглядела изумительно аккуратно, негромкий джаз из динамиков не раздражал, и не было никаких вырвиглазных ароматов из пластиковых подвесок на зеркале заднего вида. Короче говоря – нейтральная приятная обстановка.
