— На горизонте никого из наших не появлялся?
— Никак нет. Опять густой туман.
— Значит так, лейтенант Иноземцев, слушай приказ, — после этих слов лейтенант пограничник вытянулся по стойке смирно. — Продолжайте наблюдение за деятельностью норвежских правонарушителей. О любых их действиях, направленных на проникновение в бункер, немедленно докладывать мне. Выполнять!
— Есть! — Иноземцев отдал честь, повернулся, чтобы идти, затем остановился, снова повернулся к Булавину. — Товарищ подполковник, а что делать, если они расчистят вход и полезут в бункер?
— Действовать по Уставу: первый выстрел, предупреждающий, в воздух, второй — на поражение.
— Есть!
— Давай! — Булавин отослал пограничника жестом руки.
Вернувшись в бункер, Булавин, сел рядом с Крутихиным, рассказал коллегам о новых происках противника.
— Надо подстрелить пару их морячков, тогда они подумают, стоят ли дальше лезть, куда не надо, — возмущенно воскликнул Крутихин.
— Нет, — Булавин решительно покачал головой. — Это будет повернуто против нас же и представлено так: русские застрелили ни в чем не повинных норвежцев, спасавшихся от шторма на необитаемом острове. Кром того, их двадцать четыре, а нас трое с тремя автоматами.
— Четверо, товарищ подполковник, — поправила его Беленко, — я неплохо стреляю.
— Нет, пятеро, — подал голос Малышкин. — Я не буду отсиживаться.
— Спасибо, — Булавин с благодарностью посмотрел на неожиданных помощников для предстоящего боя. — Ладно, пока у нас время есть, давайте продолжать, — Булавин встал, — Ольга Вячеславовна, как думаете, когда закончим с этим? — он показал рукой на длинные ряды снарядов.
— К утру закончим.
— Эх, опять бессонная ночь, — весело заключил Крутихин.
— Ничего, Николай, приедем на базу, отоспишься. — Булавин набрал из металлического ящика полный совок стружек.
Глава XXXI
Закладку алюминиевой стружки закончили в четыре часа утра. Все падали от усталости. Беленко отослала мужчин в душ, сама осталась на складе, чтобы залить стружку кислотой.
Булавин снял ставшую уже ненавистной химзащиту, по привычке кинул ее в дегазационную камеру. Душ принял вслед за Крутихиным и Малышкиным, приказал им идти спать.
— Отдохните несколько часов, день будет сегодня жаркий, — объяснил он своим подчиненным.
— Это точно, — подтвердил Крутихин. — Как там Иноземцев на НП?
— Я его сейчас сменю.
Булавин переоделся в чистое, сел на лавку. После душа навалилась усталость, глаза слипались. Из помещения склада вышла Ольга Беленко.
— Ну вот, теперь все готово, осталось только разлить бензин и поджечь, — она сняла химзащиту, завернулась в простынь прошла мимо Булавина в душ.
— Сделаем попозже — сказал Булавин.
— На уничтожение зарина нужно два человека.
— Почему два?
— По инструкции.
— Хорошо. Я возьму кого-нибудь.
— Надо быть очень аккуратным, поджечь и сразу убегать. И дверь склада оставить открытой.
— Почему?
— Должен быть приток воздуха, чтобы все сгорело. Вы дождетесь меня, Ульрих Романович?
— Да, я вас жду.
После встречи с крысами на трупе дезертира стало традицией, что он всегда дожидался женщину и сопровождал ее наверх.
— Вы действительно решитесь на огневой контакт, если норвежцы прорвутся в бункер? — Беленко вышла из душа, обернувшись широким махровым полотенцем, которое закрывало ее фигуру от груди до колен.
— Конечно, а что мне остается делать? — усмехнулся Булавин и внимательно посмотрел на женщину.
Видимо, во взгляде мужчины было что-то такое, отчего она смутилась и туже запахнула полотенце под мышками.
— Я сейчас, быстро, — женщина прошла на свою половину раздевалки.
Она оделась действительно быстро, вышла из своей половины раздевалки к булавину. В черных лосинах и черном свитере ее фигура выглядела стройной. Ольга Вячеславовна посветила фонариком в его сторону.
— Устали? — спросила она и села рядом с Булавиным.
— Есть немножко, — покосился на женщину. Несмотря на напряженную ночь, лицо ее выглядело свежим.
— Давайте пока посидим, — предложила Беленко. — Хочу, чтобы волосы немного просохли. Здесь потеплее.
— Хорошо, — согласился Булавин. Он выключил свой фонарик.
— Я тоже выключу.
Несколько секунд сидели в полной темноте, молча. Но это не было тем неловким молчанием, когда малознакомые люди не знают, о чем говорить. В этом молчании вдруг возникла какая-то близость, от которой Булавину стало тепло на душе.
— Ульрих Романович, а почему вы не остались в профессии? Я имею в виду, не стали работать по специальности, а стали военным? — тихо спросила Беленко.
— Так получилось. Я после химфака работал в одном НИИ. Это было начало девяностых. Зарплату не платили. А тут призвали в армию двухгодичником. Предложили остаться, я согласился, стал военным.
— Но инженер-химик и ракетчик, довольно большая дистанция.
— Я с детства интересовался ракетами, хотел даже космонавтом стать, — усмехнулся Булавин. — Ну вот…, а в армии мне понравилось, затянуло, дослужился до подполковника, но это мой потолок. А через четыре месяца на пенсию.
— Чем после армии думаете заниматься?
— Не знаю даже. Охранником куда-нибудь…
— Зачем же охранником? — возмущенно воскликнула Беленко, — вы же профессиональный химик. Можете вернуться в профессию.
— Да кому я нужен, Ольга Вячеславовна, старый химик-ракетчик?
— Вы недооцениваете себя. У вас же основательное образование в области неорганической химии, начнете работать, все вспомните. Кстати, у нас, в нашей службе, большой недобор специалистов. Можете придти к нам даже в качестве вольнонаемного.
— В серьезно? — Булавин удивленно посмотрел в сторону Беленко.
— Конечно, подумайте.
— Ну, не знаю, — вздохнул Булавин, — после армии надо решать другие проблемы, устраивать личную жизнь…
— Это можно делать параллельно. Вы развелись с женой?
— Да. Дал ей развод.
— Ульрих Романович, простите за бестактность, а почему вы все-таки после стольких лет совместной жизни развелись? — Видимо она почувствовала напряжение Булавина от откровенного вопроса, поправилась. — Извините, если не хотите отвечать…
— Да нет, почему же, отвечу: слишком разные люди. У меня служба, командировки по точкам. А ей нужен только Петербург.
