— Срочное, — откликнулась она эхом. — Очень срочное.
— Что случилось?
В его голосе послышались нотки тревоги, а Алёна, сделав глубокий вдох, задала вопрос:
— Скажи мне… ты замешан в истории с Николаем?
Возникла пауза, которая показалась Алёне какой-то непомерной, будто разверзнувшаяся прямо перед её ногами пропасть. И когда Никита уточнил:
— К тебе мать приезжала? — эта пропасть только разрослась.
— Неважно, кто приезжал. Ты замешан?
Он снова молчал, только где-то там рядом с ним, словно рой пчёл, гудели чьи-то голоса. Или это были неистребимые мысли и страхи в её голове?
— Алён, давай я домой через пару часов приеду и мы всё это обсудим, окей?
— Просто ответь. Да или нет?
— Да. Но я и сам тебе собирался всё рассказать сегодня. Я буду через два часа. Мы с тобой всё обговорим и решим, хорошо?
Он, кажется, говорил что-то ещё, но Алёна уже не слушала. Просто отключила сотовый и потерянно огляделась.
Наверное, ей просто нужно было сесть и обо всём хорошенько поразмыслить. Но она не могла. Всё время перед глазами стояла одна картинка — трое людей, которые были для неё близкими настолько, что она душу бы дьяволу за них продала, сговариваются за её спиной. Сговариваются о такой мерзости, от которой ей теперь не отмыться.
Она нагнулась, надела сапоги, подняла сумку и просто вышла из квартиры. Не думала ни о чём — ни о вещах, которые оставляла, ни о том, что нужно было бы собраться и просто уехать. Куда угодно, только бы подальше ото всего этого. Зашагала слепо, сама не зная, куда. А во рту был какой-то странный солёный привкус. И Алёна даже не понимала, что это всего лишь слёзы. Всего лишь снова — слёзы.
Ноги сами привели её к притулившейся рядом с песчаной насыпью скамье на берегу залива. Здесь было безлюдно. Снег перестал идти, и теперь в полумраке оранжевого свечения, что отбрасывал от себя гигантский город, замёрзшая вода была больше похожа на гигантский белый ковёр.
Алёна устроилась на скамье, сунув руки глубоко в карманы куртки. Холода она не испытывала или просто не замечала его. И мыслей никаких у неё не было. Так славно было просто сидеть, смотреть прямо перед собой и ни о чём не думать. Если бы можно было бы остаться здесь навечно — Алёна бы это сделала.
Кажется, ей даже удалось задремать. Или нет? Она не знала, что было причиной мелькающих перед глазами картинок. В них были Никита и какая-то острая, выворачивающая нутро жалость к тому, что всё случилось именно так.
За последние несколько месяцев она уже прошла через один круг ада, но чувствовала, что второй раз это сделать не сможет. Только не теперь, когда доверилась снова и когда боль от прошлого предательства была слишком свежей.
— Алён!
Голос Николая, ворвавшийся в состояние полудрёмы, в котором она находилась, прозвучал как гром среди ясного неба, мгновенно пробуждая и заставляя вскочить на ноги. Над заливом то ли начинал заниматься рассвет, то ли расплывались отсветы, как от зарева. Сюрреализм сплошной. Как и понимание, что бывший муж действительно рядом.
— Тебе чего нужно? — с опаской спросила она, зачем-то выставляя руки перед собой.
— Ничего. Я знал, что найду тебя здесь. — Он помолчал, глядя куда-то вдаль, и посмотрел на Алёну серьёзно: — Никита твой весь телефон тебе оборвал. Вернее, оборвал бы, если бы ты его включила.
— Зачем?
— Затем, что ночь на дворе, а тебя нет.
— А. Ясно. Это он к вам приехал поделиться этим? Опять втроём чего-то там изобретали?
Алёна почувствовала горечь, что сквозила в каждом произнесённом слове. Может, сейчас унижалась, показывая Николаю, насколько ей больно, но и сдержаться не могла.
— Ерунду не говори. Это всё Света выдумала. Она призналась, когда Никита ей допрос устроил. Я сам не знал, что она к тебе поедет. Остановил бы.
— Это сейчас шутка такая, да? Или раскаяние блудного мужа?
— Ни то, и ни то. Я ошибку совершил — в этом каяться готов. Но к этой ситуации отношения это не имеет.
— Он сам мне сказал по телефону, что замешан.
— В другом он замешан. Он приезжал ко мне на работу на днях. Это и имел ввиду.
— Зачем?
— Угрожал устроить мне весёлую жизнь, если я не дам тебе развод.
Николай как-то криво усмехнулся, будто тоже испытывал боль, но хотел её скрыть. А она стояла, ошарашенная, не понимая, кому ей верить и верить ли в принципе. То, что сказал муж, было вполне в духе Никиты. Так на него похоже, что только от картинок перед глазами, как он примчался к Николаю требовать за неё развода, хотелось сорваться с места и побежать. К нему.
Останавливало другое — Николай был совсем не заинтересован в том, чтобы обелить Никиту в её глазах, но зачем-то это сделал. Впрочем, какая к чёрту разница, если она уже поняла главное — ей нужно не исчезать, не скрываться, не пытаться сделать вид, что она чего-то не замечает. Нужно вернуться и поговорить.
— А ты что? Дашь?
— Дам, если только…
Он замялся, а Алёна переступила с ноги на ногу от нетерпения.
— Если только?
— Если только уже ничего нельзя исправить. Я от Светы ушёл сегодня. Не могу я… так.
— Соболезную, — откликнулась Алёна эхом. И прежде, чем наконец уйти, почти сразу переходя на бег, добавила: — Исправить можно всё и всегда. Ну, там человеком стать и относиться к другим, как хочешь, чтобы к тебе относились. Это можно. А у нас с тобой и исправлять нечего — всё так, как и должно быть.
Наверное, стоило сказать ему «спасибо». За прожитые годы, за то, что сейчас приехал сюда, но Алёна не стала этого делать. Он хотел исправить сделанное — он это сделал. И как она надеялась — пошёл на это прежде всего, для себя. Чтобы в своих глазах не быть го*доном. Впрочем, она сомневалась, что это в принципе возможно.
Алёна открыла дверь квартиры, и тут же нашла взглядом Никиту. Он сидел в углу прихожей, прислонившись спиной к стене. Сердце болезненно сжалось от этой картины, и Алёна как-то жалобно всхлипнула.
Никита же перевёл на неё равнодушный взгляд, и Алёне стало нехорошо. К горлу подкатила тошнота. Не могла же она настолько всё испоганить? Сама, своими руками.
Но вот он молниеносно поднялся на ноги и бросился к ней, сжав руками так крепко, что она охнула от боли. Дыхание было тяжелым и надсадным, срывалось с губ рвано, и Алёна не могла понять, кому оно принадлежит.
Никита втащил её в квартиру, сел на обувную полку и прижался к ней так, будто был маленьким ребёнком. Уткнулся лбом ей в живот и притих.
— Прости меня… — шепнула Алёна, слыша сдавленное рыдание. И тоже не могла понять, кому из них оно принадлежит.
— Я боялся, что ты не вернёшься.
